Владимир Козлов - Стиляги

Тогда же ЦК КПСС рекомендовал редакторам газет обратить «особое внимание» на установочную статью. Те мгновенно откликнулись, и началась волна аналогичных публикаций. Следовали обвинения в создании «литературного подполья», имеющего «организационные связи», в «идеологических диверсиях», в ненависти к советскому народу и в оскорбительном отношении к русскому человеку. Литературно-художественная «общественность» Москвы и Ленинграда проводила собрания, на которых «обсуждалась» статья, осуждались «разоблаченные» в ней «космополиты», причем список последних расширялся.

Вот несколько названий статей, разоблачающих «космополитов» в разных сферах литературы, искусства и общественной жизни: «Против космополитизма и формализма в поэзии» (Н. Грибачев, 16 февраля, «Правда») «Безродные космополиты в ГИТИСе» («Вечерняя Москва», 18 февраля), «Буржуазные космополиты в музыкальной критике» (Т. Хренников, «Культура и жизнь», 20 февраля), «До конца разоблачить космополитов-антипатриотов» (на собрании московских драматургов и критиков) («Правда», 26 и 27 февраля), «Разгромить буржуазный космополитизм в киноискусстве» (И. Большаков, «Правда», 3 марта) и т. д. А через месяц с небольшим в «Крокодиле» появился первый фельетон, «разоблачающий» стиляг.

В такой внешней и внутренней политической обстановке появились первые стиляги. Но кроме этого стоит обратить внимание еще и на бытовую ситуацию. Советское общество конца сороковых – начала пятидесятых было достаточно пуританским, в отношениях между полами никакой «свободы» не приветствовалось, а та модель отношений, которую пытались сформировать, соответствовала, разве что, девятнадцатому веку. Максимум того, что «разрешалось» парню и девушке, это пройтись под руку. Естественно, все это было чистым ханжеством: «внебрачных половых связей» хватало, но общество притворялось, что их нет, прикрываясь абракадаброй вроде «семья – ячейка социалистического общества».

Советские школы были раздельными – отдельно мужские, отдельно женские (продолжалось это до 1954/1955 учебного года). «Вечера дружбы», организованные для того, чтобы хоть как-то научить учеников раздельных школ общению с противоположным полом, были скучной формальностью из-за стремления учителей и школьного начальства все контролировать. Музыкант Алексей Козлов в своих воспоминаниях назвал их «странной смесью концлагеря с первым балом Наташи Ростовой». Естественно, контролировались и танцы: обычные бальные танцевать было можно, а вот фокстрот или танго «не рекомендовались». И если уж соответствующую мелодию ставили, то все попытки делать «сомнительные» движения – тогда это назвалось «танцевать стилем» категорически пресекались.

Большинство молодых людей такое положение вполне устраивало: одеваться в то, что предлагают магазины, слушать музыку, которую «разрешается», ходить на комсомольские собрания и ждать, когда в стране наступит коммунизм. На то оно и большинство. Зато самым «продвинутым» парням и девушкам конца сороковых – начала пятидесятых все это опостылело, и они стремились к «свободе». Стиляжный образ жизни такую свободу обещал.

Первыми стилягами в конце сороковых годов были, в основном, дети из «хороших» семей, «золотая молодежь»: их родители были высокопоставленными военными, коммунистическими функционерами, профессорами, дипломатами, а сами они учились в лучших вузах страны. Благодаря своему привилегированному положению они имели доступ к западной одежде, журналам и пластинкам. Живя с родителями в отдельных квартирах – когда больше половины населения Москвы ютились в коммуналках и бараках – они могли себе позволить устраивать вечеринки с алкоголем, танцами под патефон и «чувихами». У кого-то был доступ и к родительскому автомобилю – тоже большая редкость по тем временам. Наверняка они понимали фальшь коммунистической системы, но интересовала их прежде всего не политика, а развлечения и «западный» стиль жизни, к которому они стремились.

Но постепенно социальный состав стиляг становился гораздо более пестрым и далеко выходил за пределы категории «золотой молодежи». Например, Валентин Тихоненко, один из самых известных ленинградских стиляг и герой нескольких фельетонов, был сыном репрессированного рабочего, во время войны подростком подорвался на мине и потерял руку, что не мешало ему потом лихо гонять по питерским улицам на мотоцикле и модно, даже крикливо одеваться.