Павел Зарифуллин: Новые скифы

Наши «свободные люди», как потерянные индейские племена и потерянные «колена Израиля», отправляются в «земли предков», на «луга небесные», где пасутся бесчисленные вольные табуны лиловых и благоуханных, летучих коней.

Однако уходить надо красиво.

Пару лет назад Русский Свободный Дух напомнил о себе.

«Приморские партизаны» при задержании могли бы спеть знаменитую бурскую песню, они вели себя, как свободные сильные парни, под стать славным трансваальским бойцам:

Дух Свободы не может просто так покинуть эту бездушную планету. Он является движением более масштабных звёзд и стихий, нежели это скучное глобальное общежитие рабов.

Даже планета, носящая имя нашего Отца – Юпитер – «звезда-солнце» древнееврейских кочевников, – в 418 раз физически больше Земли – этой старой, злобной, больной, тягостно-усталой посудины. Чемпионат мира по футболу – ну-ну…

Подумай, Земля, что будет с тобой, когда наш Небесный Папа вернётся.

Оказывается, в Кронштадте азербайджанские какие-то активисты на улице Карла Либкнехта и в кафе «Шаверма» избивают и режут кронштадтцев «славянской национальности». Они грозят русским тем, что их главный «трахает замкронштадтпрокурора» и посему «это их город». Азербайджанцы ведут себя гиперактивно и, вдобавок, как выясняется следствием, нигде не работают.

Мир перевернулся. 100 лет назад слабая волжская флотилия Фёдора Раскольникова, слабая, зато укомплектованная отличными кронштадтскими кадрами Балтфлота, вплыла в Каспий и захватила стратегический порт Баку – столицу мусаватистского Азербайджана. Тогда славянские «братишки» вели себя в захваченном городе как победители, со всеми вытекающими. Гуляли в стиле блоковских «12» ни в чём себе не отказывая. Современные азербайджанцы в Кронштадте отдыхают.

После веселья в Баку флотилия отправилась стезями Степана Разина в персидский порт Энзели, где квартировался оккупационный английский корпус, британский и белогвардейский флот. Корпус был разгромлен, а флот в разинском стиле перетоплен. Эта великолепная русская виктория над англичанами, практически единственная в своём роде, никем сегодня не вспоминается.

При поддержке кронштадтских моряков в Северной Персии была создана Гилянская Советская республика. Вот так вот. «Мы из Кронштадта»!

Что же изменилось за 100 лет? Почему раньше русские моряки гуляли над азербайджанцами, а сегодня всё наоборот?

Современные кронштадтцы превратились в среднестатистических российских граждан. Они утратили особые морские навыки, способности «разговаривать со стихиями». Море для русского человека, по выражению поморского этнографа Николая Теребихина, «есть тот божественный мрак, который открывает путь к познанию последних вопросов бытия».

Людей, отправлявшихся «за море», в России испокон века заочно считали умершими. Особенно это касалось крестьян, мобилизованных служить во флоте. Этих уже обратно не ждали.

Море – это инициация для русского сухопутного человека. Он всегда возвращался из моря иным. Поэтому «морячки» в российском обществе несут на себе особую «морскую печать», поцелуй «божественного мрака», привкус трансцендентного начала. Моряк – это аристократ крестьянской Руси, с него «солью моря» смыло все наши бесконечные ограничения, обязательства, «неписаные правила», тягла и поруки, которыми перевязана вдоль и поперёк земля русская.

Побывав в море, русский человек «русские узлы» (эти посложнее гордиевых будут) разрубил. Поэтому моряк ведёт себя, как Александр Македонский. Он приходит из ниоткуда и переворачивает сложившийся домостроевский порядок. Хрестоматийное описание такого появления и деконструкции посконного российского мирка представлено в популярной комедии «Мама не горюй!». Моряк – это Иное Руси. Тревожная мужская фигура, вызывающая страх и любовь.

Помимо прикосновения к трансцендентной для русского человека стихии моря, мобилизованные во флот крестьяне получили 100 лет назад и вторую инициацию: морскую войну. Придя служить во флот, они первый раз для «мира» умерли. А второй раз они уже умирали по-настоящему. Помимо моря (того, что для русского человека страшнее смерти), они получили для жизненного опыта ещё инъекцию самой смерти. И не просто смерти (она обыденна в России, как редька), а смерти в морских пучинах, в особых невиданных и неосвоенных русским человеком пространствах. Смерть в окияне имеет иной колор и иное продолжение: