Евгений Костин - Пушкин. Духовный путь поэта. Книга первая. Мысль и голос гения

Вторая часть книги носит более научный, концептуальный характер. В ней автор представляет свое понимание основных проблем и смыслов творчества поэта, среди которых читатель обнаружит главы: Явление Пушкина как выбор русской культурой своего пути развития; Пушкин и идентичность русской культуры; Пушкин, Россия, история; Пушкин как отражение стихии русской жизни; Русский ум Пушкина: структура метафоры и окончательное формирование национального образа мира; Пушкин и Чаадаев: к поискам «русского пути» в истории; Философско-эстетическая эволюция Пушкина: от европейского Просвещения к русскому Возрождению; Пушкин и Мандельштам: борьба за русское слово; Раскаяние и покаяние в духовном развитии поэта. Некоторые вопросы религиозного сознания Пушкина; Хронотоп пушкинской картины мира и другие.

Поэтому выбор за читателем, какую именно из частей книги предпочесть. Но главный интерес автора будет соблюден, так как он сосредоточен на привлечении внимания публики к самому имени Пушкина, к тем вопросам его творчества, которые, может быть, в силу традиции облекаются в несколько академический характер и поэтому стали не очень интересны широкому читателю.

Важный вопрос, кому конкретно предназначена эта книга. Первая ее часть, скорее всего, ориентирована на рядового читателя, которого не очень занимают вопросы литературоведческого или иного анализа творчества поэта; он желает еще раз прикоснуться к строкам Пушкина, ознакомиться с его письмами, историческими заметками, перечесть его стихи. Наверно, потенциальным читателем первой части будет и школьники старших классов, студенты первых курсов филологических специальностей.

Вторая часть может быть интересна исследователям русской литературы, русской культуры, в определенном отношении – философам. Хотя, как сам автор неоднократно убеждался на встречах с читателями своих книг, ведя с некоторыми из них переписку, многих из них интересуют сложные вопросы развития русской культуры, они горячо увлечены вопросами жизни и творчества одного из главных наших гениев – Пушкина.

И последнее, все тексты, принадлежащие перу А. С. Пушкина, цитируется по изданию: Полное собрание сочинений в десяти томах. Издание 3-е. М.: Издательство Академии наук СССР. 1962–1966. Они даются в книгах с «отбивкой» от края страницы.

1816

27 марта 1816 г. П. А. Вяземскому. Из Царского Села в Москву.

Что сказать вам о нашем уединении? Никогда Лицей (или Ликей, только, ради Бога, не Лицея) не казался мне таким несносным, как в нынешнее время. Уверяю вас, что уединенье в самом деле вещь очень глупая, назло всем философам и поэтам, которые притворяются, будто бы живали в деревнях и влюблены в безмолвие и тишину…

Бог ты мой, как переменится со временем эта пушкинская юношеская открытость к миру, необходимость контактов и встреч с друзьями, бесконечных бесед, веселых пирушек, – и как будет он стремится именно что к «уединению» и покою: «На свете счастья нет, но есть покой и воля…»

1819

Вторая половина июля-начало августа 1819 г. Н. И. Кривцову. Из Михайловского в Лондон. (Черновое).

Я не люблю писать писем. Язык и голос едва ли достаточны для наших мыслей – а перо так глупо. Так медленно – письмо не может заменить разговора.

Написав так , Пушкин пока еще не подозревает, что его письма станут одним из самых приметных документов времени, что их блестящий стиль и свободное ведение диалога со своими собеседниками будут мало с чем сравнимы в мировой традиции. А его письма к жене, написанные в период долгих отлучек, напротив, будут свидетельствовать о желании постоянного общения с семьей посредством писем. Он также был блестящ в письмах, как и в разговорах и беседах с людьми, которые были ему интересны.

1820

Около (не позднее) 21 апреля 1820 г. П. А. Вяземскому. Из Петербурга в Варшаву.

Твои первые четыре стиха… в послании к Дмитриеву – прекрасны; остальные, нужные для пояснения личности, слабы и холодны – и дружба в сторону. Катенин стоит чего-нибудь получше и позлее. Он опоздал родиться – и своим характером и образом мысли весь принадлежит XVIII столетию. В нем та же авторская спесь, те же литературные сплетни и интриги, как и в прославленном веке философии. Тогда ссора Фрегона и Вольтера занимала Европу, то теперь этим не удивишь; что ни говори, век наш не век поэтов – жалеть, кажется, нечего – а все-таки жаль. Круг поэтов делается час от часу теснее – скоро мы будем принуждены, по недостатку слушателей, читать свои стихи друг другу на ухо.