Приведенные вопросы, как нам представляется, обрисовывают критикуемый и Д.И. Фонвизиным, и А.С. Пушкиным / П.Я. Чаадаевым тип дворянина, вполне сложившегося за пятьдесят лет рефлексии – «вопрошания»: бездельник и светский мот, занят прожиганием жизни; человек без духовных порывов, стремлений к благородному соединению с близкими по духу или идеологии людьми, не стремящийся ни к истине/правде, ни к духовной свободе, ни к политическому (правовому) самосознанию, но ищущий легких доходов и признаний от своего «статуса» у государства и общества.
Можно утверждать, что почти все вопросы, поставленные Д.И. Фонвизиным перед императрицей, стали «вечно волнующе-нерешенными» русскими вопросами о природе интеллигентской самоидентификации, представленной как идентичность собственной нации. Своеобразие этих вопросов в том, что вариации их постановок (например, А.С. Пушкиным, А.С. Грибоедовым, П.Я. Чаадаевым или позже И.А. Гончаровым, Ф.М. Достоевским, Л.Н. Толстым) и вариации ответов заполоняют всю нашу и публицистическую, и литературную, и духовную жизнь до сегодняшнего дня. Возникает феномен своеобразной «циклизации» идей, заданный фонвизинским текстом в процессе его повторной журнальной публикации: сначала правительственного «Собеседника», а затем литературно-поэтического «Современника».
Следует оценить и ответы императрицы, опубликованные в «Собеседнике»; они демонстрировали не только пример ее подлинной просвещенности, глубину проникновения в исследуемую тему, но и специфику диалогизма, идущего от власти. Многие расценивали и расценивают ее ответы сугубо негативно, так как их сухость, краткость и четкость делают сам диалог весьма условной формой. «Только ответы эти такого рода, что большая часть из них уничтожает вопросы, не разрешая их; во всех почти отзывается мысль, что не следовало об этом толковать, что это – свободоязычие, простершееся слишком далеко» [32] Добролюбов Н.А. Указан. соч . С.69.
. Эта мысль созвучна и выводам современных ученых: «…своими ответами императрица пресекала всякую возможность дальнейшей полемики» [33] Краснобородько Т.И. Указан. соч . С. 129.
.
Наверное, существует особая тональность, когда речь идет об общении с первым лицом государства. Постараемся быть объективными. Все ответы императрицы содержат тон превосходящей уверенности и серьезности, не допускающий раздражения и окрика, характерного исполнительской чиновничьей власти; в них наличествует и элемент превосходства высшего лица, и ум, и ирония, свойственные многим пишущим интеллектуалам. Это был диалог двух разных по статусу, но равных и по интеллекту, и по чуткости к слову, и по способности к рефлексии людей. Но это не был диалог (как мы уже отмечали) в современном смысле развития идей в ходе создания общего герменевтического поля универсального понимания [34] “Да, конечно, монолог, диалог и полифония – это сегодня общезначимые культурологические символы и даже философские понятия с почти установившимся категориальным статусом. Однако естественной субстанцией, в которой зарождались и разворачивались эти бахтинские сюжеты, был, как известно, язык, причём язык сначала – как конкретная реалия культуры и лишь затем – как обобщённо-философская категория” / /Гоготишвили Л.А . Философия языка М.М. Бахтина и проблема ценностного релятивизма // М.М. Бахтин как философ. М.: Наука, 1992. C. 143. Необходим был длительный период, чтобы такой язык сложился и стал фактором культуры. Диалогика сформировалась, по словам В.С. Библера, когда произошел кардинальный сдвиг от естественнонаучного знания к гуманитарно-фило-логическому // Подр.: Библер В.С. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика культуры . М.: Прогресс, 1991. С. 10–15.
. «Вообще, если мы можем удивляться в этом случае смелости Фонвизина, то тем более должны удивляться искусству государыни, с которым она умела отклонить своими ответами самые прямые вопросы и в ответах на самые щекотливые из них давать чувствовать, что они неуместны и не могут ожидать прямого решения. Только на один вопрос отвечает она прямо и решительно, не уклоняясь от сущности дела» [35] Добролюбов Н.А. Указан. соч . С. 69.
.
Ответы императрицы показывают и проницательность, и умение отличать вопросы, касающиеся всех и могущие быть общезначимыми объектами общественной дискуссии от тех, которые лучше оставить для специального научного или профессионального обсуждения, изъяв из широкой дискуссии. Следует подчеркнуть, что именно ее ответы показали, что должно было стать объектом дискуссии (войти в разряд «вечных»), а что из диалога власть – писатель было изъято (практически навсегда).
Читать дальше