Дориан Лински - Министерство правды. Как роман «1984» стал культурным кодом поколений

То, что в наше время роман не потерял своей актуальности, можно воспринимать как обвинение и политиков, и граждан. Этот роман является предупреждением, а также напоминанием о неприятных уроках, о которых мы, кажется, позабыли после смерти писателя, в особенности тех, которые говорят о том, какой слабой может быть правда по сравнению с властью. Я не буду утверждать, что роман является как никогда актуальным, но, черт побери, он гораздо более актуальный, чем нам могло бы хотеться.

Надеясь, что мой рассказ не слишком искажает действительность, я все же убежден, что, описывая такие события, никто не может оставаться совершенно объективным.

Незадолго до Рождества 1936 года Джордж Оруэлл вошел в здание лондонской редакции The New English Weekly . Он был одет, словно отправляется в путешествие, и в руке у него был тяжелый чемодан. Оруэлл заявил: «Я отправляюсь в Испанию» 2.

– Зачем? – удивился слегка пижонского вида француз Филип Майре, он же редактор издания.

– Кто-то же должен остановить фашизм, – последовал ответ.

Кем был этот стоявший в кабинете Майре тридцатитрехлетний человек? Какое впечатление он производил? Он был 192 сантиметров ростом и носил обувь 45-го размера. У него были крупные выразительные руки. Казалось, что его руки и ноги были приклеены к телу, и складывалось ощущение того, что он не очень хорошо понимал, что с ними делать и куда деть. Лицо его было бледным, худым и казалось слишком рано состарившимся. Вокруг рта легли настолько глубокие морщины, что казалось, будто он долго и благородно страдал, и из-за них друзья зачастую сравнивали его с Дон Кихотом или святым с картины Эль Греко. У Оруэлла были светло-голубые глаза, светившиеся умом и состраданием. На его губах часто появлялась ироническая улыбка, и иногда он разражался громким смехом. Волосы на голове торчали, словно на щетке из щетины. Одежда на нем была поношенная. Казалось, что она висит, как на вешалке. Аккуратной была лишь тонкая линия подстриженных усиков. От него пахло жженным табаком и, по утверждению некоторых, сложно определимым запахом болезни. Говорил он сухо, хрипло и монотонно, старался избегать акцента и выговора представителей высшего класса, но в его речи слышались неистребимые нотки человека, который получил образование в Итонском колледже. При первом знакомстве он производил впечатление отстраненной персоны, этакий сухой и педантичный чудак. Те, кому довелось узнать его ближе, вскоре говорили, что, несмотря на свою внутреннюю сдержанность, он был человеком щедрым и с хорошим чувством юмора. Он твердо верил в то, что надо много работать и скромно отдыхать. Оруэлл незадолго до этого женился на умнице и выпускнице Оксфорда Эйлин О’Шонесси. Он интересовался политикой, но не был приверженцем той или иной идеологии. За плечами у него был большой жизненный опыт, ему пришлось много путешествовать, и он говорил по-французски.

Важно также понимать, кем Оруэлл тогда не был. Он еще не был известным писателем, убежденным социалистом и экспертом в вопросах тоталитаризма. Он был всего лишь Джорджем Оруэллом. Испания вдохновила и изменила его, стала поворотным пунктом всей его жизни.

Позднее он говорил своему другу Артуру Кёстлеру: «История остановилась в 1936 году» 3. Оруэлл имел в виду тоталитаризм и Испанию. История остановилась, и начался «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый».

«Приблизительно где-то до тридцати лет я всегда планировал свою жизнь не только исходя из предположения о том, что любое мое серьезное предприятие обречено на провал, но и из того, что мне суждено прожить всего несколько лет» 4, – писал Оруэлл в середине жизни.

Оруэлл, или, как его тогда звали, Эрик Блэр, родился в Индии 25 июня 1903 года. Его мать Ида, наполовину француженка, вращалась среди фабианцев и суфражисток и была умной барышней. Когда Эрику исполнился год, они с матерью отправились в Англию. Его отец Ричард Блэр, чиновник среднего ранга, работал в Опиумном департаменте британской колониальной администрации. Он снова появился в жизни сына в 1912-м в виде «престарелого мужчины преклонного возраста, бесконечно говорившего “Не надо”». В романе Уинстона Смита преследуют мысли о детской измене матери и сестры, но он практически не помнит своего отца.