«Итак, она звалась Татьяной
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива.
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.
<���…>
Задумчивость, ее подруга
От самых колыбельных дней,
Теченье сельского досуга
Мечтами украшали ей.
Ее изнеженные пальцы
Не знали игл; склонясь на пяльцы,
Узором шелковым она
Не оживляла полотна.
Охоты властвовать примета,
С послушной куклою дитя
Приготовляется шутя
К приличию – закону света,
И важно повторяет ей
Уроки маменьки своей.
<���…>
Но куклы даже в эти годы
Татьяна в руки не брала;
Про вести города, про моды
Беседы с нею не вела.
И были детские проказы
Ей чужды: страшные рассказы
Зимою в темноте ночей
Пленяли больше сердце ей.
Когда же няня собирала
Для Ольги на широкий луг
Всех маленьких ее подруг,
Она в горелки не играла,
Ей скучен был и звонкий смех,
И шум их ветреных утех.
<���…>
Она любила на балконе
Предупреждать зари восход,
Когда на бледном небосклоне
Звезд исчезает хоровод,
И тихо край земли светлеет,
И, вестник утра, ветер веет,
И всходит постепенно день
Зимой, когда ночная тень
Полмиром доле обладает
И доле в праздной тишине,
При отуманенной луне,
Восток ленивый почивает,
В привычный час пробуждена,
Вставала при свечах она.
<���…>
Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли всё;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо.
Отец ее был добрый малый,
В прошедшем веке запоздалый;
Но в книгах не видал вреда;
Он, не читая никогда,
Их почитал пустой игрушкой
И не заботился о том,
Какой у дочки тайный том
Дремал до утра под подушкой.
Жена ж его была сама
От Ричардсона без ума».
(Ричардсон – английский писатель XIII века, автор нравоучительных романов «Грандисон» и «Клариса Гарлоу»).
Татьяна:Да, мой портрет довольно точен. Я, действительно, сильно отличалась от других девушек. Но какое это имеет отношение к моей любви к Онегину?
Психолог:Ваша эмоциональная жизнь была очень ограничена. С одной стороны, Вы привыкли держать многие чувства в себе, уходя в мечты, в фантазии; с другой стороны, эти фантазии не имели выхода. В Вашем окружении им не было места.
Татьяна:Но потом они нашли выход к любви к Онегину и ничего из этого хорошего не получилось.
Психолог:Обратите внимание на то, какие это были фантазии – вы ждали необыкновенной возвышенной любви, которую редко встретишь в реальности.
Татьяна:А что в этом плохого?
Психолог:Я не оцениваю Ваши чувства. Просто мечты о несбыточной любви приучают человека страдать и он начинает находить в этом удовольствие.
Татьяна:Вы хотите сказать, что я мазохистка?
Психолог:Правильней было бы сказать, что Ваш воображаемый мир заменил Вам реальность, которая Вам не нравилась. И в этом воображаемом мире были не только страдания. Вы сопереживали любимым Вами литературным героям, чьи описываемые любовные приключения чаще всего заканчивались благополучно, и это для Вас было утешением.
Татьяна:Теперь понимаю. У меня страдания о любви, которой нет в моей реальности, сочетались с надеждой, что когда-нибудь я тоже встречу такую любовь, которая описывается в романах, и буду также счастлива, как мои литературные герои. Какой же я была наивной!
Психолог:А в чем была Ваша наивность?
Татьяна:Возвышенные чувства в наше время не ценятся. Торжествуют выгода, расчет даже в любовных отношениях, в семье, в браке.
Психолог:Если я Вас правильно понял, Ваши чувства не были должным образом оценены, и Вы сделали вывод, что действительность оказалась слишком груба и жестока.
Татьяна:А разве не так?
Психолог:А вот как описывает Ваши чувства сам А. С. Пушкин:
«И Вертер, мученик мятежный,
И бесподобный Грандисон,
Который нам наводит сон, —
Все для мечтательницы нежной
В единый образ облеклись,
В одном Онегине слились.
<���…>
Воображаясь героиней
Своих возлюбленных творцов,
Кларисой, Юлией, Дельфиной,
Татьяна в тишине лесов
Одна с опасной книгой бродит,
Она в ней ищет и находит
Свой тайный жар, свои мечты,
Плоды сердечной полноты,
Вздыхает и, себе присвоя
Чужой восторг, чужую грусть,
В забвенье шепчет наизусть
Письмо для милого героя…
Но наш герой, кто б ни был он,
Уж верно был не Грандисон».
Читать дальше