Ольга Хорошилова - Русские травести в истории, культуре и повседневности

Помимо трансгендерности и транссексуальности сейчас много пишут о сложнейшем феномене небинарной идентичности (гендерквире), каждому ее оттенку уже присвоили свой термин. Но среди ученых и квир-сообщества нет единого мнения о том, что и как называть и где именно прокладывать границы между идентичностями. Участвовать в этих спорах невероятно интересно, однако можно легко запутать читателей и усыпить тяжелым научным языком. Потому главный термин этой книги – травести, легкий, широкий, сложный, многоцветный, самый удобный. Он удачно объединяет прошлое с современностью. Он принадлежит разным контекстам, охватывает историю театра, литературы, кино, изобразительного искусства, медицины, психологии, культуры повседневности. Неслучайно к нему обращался доктор Магнус Хиршфельд, пионер квир-теории, видный исследователь гомосексуальной культуры. На его основе он придумал термин transvestit и вывел его в заглавие своего обширного научного исследования «Трансвеститы» (Die Transvestiten).

Травести – это старинное театральное амплуа, это профессиональные имитаторы и имперсонаторы XVIII и XIX столетий, это современные блистательные дрэг-артисты, это царицы, шпионы, шутники-вельможи. Это люди, боровшиеся со своим внутренним полом, раскрывавшие свои чувства в искусстве и литературе, на сцене театров и кабаре, это те, кто выдавал себя за других и стал жертвой консервативного общества. Все они – русские травести.

В определенном смысле мне повезло: практически в каждом архиве я находила дела, связанные с темой книги. За несколько лет удалось собрать документальный материал, свидетельствующий, какой разнообразной, мощной, интересной и живой была русская травести-культура, имевшая свою историю, традиции и талантливых звезд.

Я очень признательна всем, кто помогал мне в поисках архивных дел и щедро делился информацией: Александру Мецу, сотрудникам отдела рукописей Института русской литературы (Пушкинского Дома) и лично Татьяне Царьковой и Ирине Кощиенко, сотрудникам Государственного музея истории религии и лично Ирине Тарасовой, Елене Денисовой, Татьяне Шубиной, Петру Федотову и Юлии Роговой, а также Николаю Иванову, Кириллу Финкельштейну, Дмитрию Пиликину, Евгении Кулаковой, Артёму Классену, Василию Артемову, Маше Ворслав, Ксении Малич и Дмитрию Никитину.

В XVIII веке дамы с удовольствием переодевались в мужчин, а кавалеры легко выдавали себя за дам. Эти галантные игры провоцировала сама мода, манерная и женственная, заставлявшая всех, независимо от пола, пудриться, румяниться, носить парики и блесткие парчовые костюмы.

Императрица Елизавета Петровна ревностно следила за новостями большой французской моды и старалась не отставать от мадам Помпадур, которая иногда переодевалась юношей. К тому же Елизавета знала, что неотразима в мужском костюме, и, надев камзол, кафтан и кюлоты, появлялась на маскарадах. Мудрая придворная публика талантливо притворялась, что не узнавала ее величество.

Великая княгиня Екатерина Алексеевна (будущая императрица) была свидетелем этих перевоплощений. Она тихо наблюдала за мужественной Елисавет, отмечая изящество ее фигуры, грациозность движений, легкость поступи, словом, всё, чем обладали тогда истинные кавалеры. В своих «Записках» она привела описание маскарада 1744 года, на который Елизавета явилась в мужском костюме и после виртуозно исполненного менуэта промаршировала к Екатерине: «Я позволила себе сказать ей [Елизавете Петровне. – О. Х. ], что счастье женщин, что она не мужчина, и что один ее портрет, написанный в таком виде, мог бы вскружить голову многим женщинам. Она очень хорошо приняла то, что я ей сказала от полноты чувств, и ответила мне в том же духе самым милостивым образом, сказав, что если бы она была мужчиной, то я была бы той, которой она дала бы яблоко».

Вероятно, Екатерина Алексеевна видела императрицу в том самом костюме, в котором ее запечатлел художник Луи Каравак в середине 1740-х годов. Это, безусловно, те маскарадные кафтан и парик, которыми она столь легко вводила в заблуждение современниц.

Елизавета была заядлой охотницей, хорошо держалась в седле, неплохо стреляла и в сороковые годы любила гоняться за дичью в мужском обличье – фигура это еще позволяла. В июле 1745 года, приехав в имение графа Разумовского, она сыто и пьяно провела вечер и выразила желание пострелять зверя. На следующее утро царица «изволила шествие иметь, верхом, в мужском полевом платье на охоту, в поле, с кавалерами».

Читать дальше