Антон Долин - Миражи советского. Очерки современного кино [litres]

Может, для того чтобы иметь возможность показать памятную со времен «Чапаева» каппелевскую «психологическую атаку» с противоположным знаком? Под началом Сергея Безрукова (он же генерал Каппель) и под «Прощание славянки» белогвардейцы, у которых кончились патроны, героически шагают на врага, а подлые красные косят их пулеметными очередями… только за пулеметом почему-то не Анка, а безвестный мужик в папахе. Саморазоблачительный эпизод: ведь тактика Первого канала — не только колоссальные рекламные бюджеты, но и психологическая атака на все кинотеатры и всех зрителей страны.

Следующий вопрос: зачем был нужен Константин Хабенский? Отметем как недостойную деталь условные рефлексы индустрии: формула «Хабенский + Боярская + Безруков = успех и много денег» неактуальна, ибо съемки «Адмирала» стартовали задолго до «Иронии судьбы-2». Так значит, и правда хотели подарить Хабенскому роль на все времена? Может быть. Отчего ж тогда этот ходульный страдалец даже в любви толком на экране признаться не может? А прося руку и сердце возлюбленной, адмирал каменным голосом добавляет: «Я задал вам конкретный вопрос». Да еще и свели, на свою беду, Хабенского с Виктором Вержбицким, сыгравшим Керенского, — ну чисто Городецкий с Завулоном, раздираемый противоречиями «светлый иной» на рандеву с «темным лордом». Ассоциация с «Дозорами» действует железно, и верить в то, что перед тобой персонажи из учебника истории, уже никак не получается. Не работает даже очевидное портретное сходство актера с Колчаком. Лишь в сравнении с инфантильной хорошенькой физиономией Боярской лицо Хабенского может показаться исполненным возвышенного страдания — как лик Иова с иконы, подаренной Колчаку императором Николаем II (в роли оного — Николай Бурляев, загримированный так, что в нем никак не опознать ни царя, ни известного артиста). А вот рядом с Каппелем-Безруковым никакой Боярской нет. Его, бедолагу, в иконописного мученика превращают более жестоким способом — отпиливая в кадре гангренозные ноги.

Или вот еще вопрос: стоило ли ангажировать автора симпатичной скромной мелодрамы «Итальянец» Андрея Кравчука для того, чтобы запустить в действие всю эту громадину? Всё равно ни кравчуковского, ни чьего-либо еще индивидуального стиля в «Адмирале» не ощущается.

Многочисленные вопросы упираются в один, основной. Кто стоит за этим мегапроектом? Кто построил, а потом потопил в кадре столько боевых кораблей? Да ладно в кадре, на бюджет одной только премьеры в «Пушкинском» можно было бы снять две-три картины попроще! Циники, которым надо бить собственные рекорды и искусственно растягивать бокс-офис отечественного проката, — или неисправимые романтики, по каким-то таинственным причинам влюбленные в адмирала Колчака? По всему похоже, что на «Адмирале» одни встретились с другими: первые отвечали за размах батальных сцен, вторые — за почвеннически-религиозный пафос. Что же их объединило, если не госзаказ (но государству сейчас фильм о главном герое «белого движения» вроде не очень нужен)? Прислушайтесь к словам, чаще всего произносимым с экрана: «Вера, Надежда, Любовь; но Любовь из них больше». Они и объединили.

С верой в Бога и надеждой на коммерческий успех всё понятно. А о какой любви идет речь? Создатели «Адмирала» повторяют это слово так часто, будто хотят убедить — даже не зрителя, а самих себя, — что снимают мелодраму. Уговаривают по-разному. Например, читают за кадром письма Тимирёвой Колчаку (текст трогательный, но хрипловато-безразличный голос Боярской подводит). Глушат неприлично-сентиментальной музыкой. Вставляют в фильм аж три прямые реминисценции из «Титаника» — с играющим перед смертью оркестром, с утоплением положительного героя, с постаревшей девушкой, танцующей на балу с утраченным возлюбленным… Ничего не выходит. По Фрейду, Колчаку с Тимирёвой не удается ни поцеловаться в кадре, ни даже выпить на брудершафт — тем более не нашлось места для эротики. Этот брак если где и свершится, то только на небесах.

Нет, в «Адмирале» речь идет совсем о другой свадьбе — мистическом ритуале, наподобие Химической Свадьбы Христиана Розенкрейца. Лабораторном опыте, в результате которого появится — если не в жизни, то хотя бы на экране — совершенный Голем: Верховный Правитель России (именно такой титул принял когда-то Колчак) с лицом секс-символа Хабенского, с Богом в душе и триколором над головой, с холодными руками и горячим сердцем, русский par excellence.