Коллектив авторов - Век диаспоры. Траектории зарубежной русской литературы (1920–2020). Сборник статей [litres]

Став объектом теоретических исследований, в последние тридцать лет термин «диаспора» подвергся существенному семантическому расширению. Переосмысленная как концептуальная, а не только географическая или историческая категория, диаспора стала обозначать «аналитическую оптику» 22 22 McGuinness A., McKay S. C. Afterword: Diaspora and the Language of Neoliberalism // New Routes for Diaspora Studies / Banerjee S., McGuinness A., McKay S. C. (eds). Bloomington, Indianapolis: Indiana University Press, 2012. Р. 231. , а также «вид практики, проект и позицию» 23 23 Brubaker R. The «Diaspora» Diaspora // Ethnic and Racial Studies. 2005. Vol. 28. № 1. Р. 1–19. . Все чаще диаспора обсуждается «в терминах […] адаптации к переменам, смещениям и трансформациям, а также создания нового знания и способов видения мира» 24 24 Diasporic Literature and Theory – Where Now? / Shackleton M. (ed). Newcastle upon Tyne: Cambridge Scholars Publishing, 2008. Р. ix. . Как отмечает Игор Мавер, сегодняшняя всемирная «диаспоризация» превратила специфические (транс)культурные практики, некогда имевшие отношение лишь к перемещенным лицам, в «форму повседневного существования» 25 25 Maver I. Introduction: Positioning Diasporic Literary Cultures // Diasporic Subjectivity and Cultural Brokering in Contemporary Post-Colonial Literatures. Lanham; Boulder; N. Y.; Toronto; Plymouth: Lexington Books, 2009. Р. xi. . Для Робина Коэна «чувство беспочвенности, разрыва, потери и отчуждения, которые ранее составляли моральный багаж официально признанных диаспор», теперь стали признаками «чего-то свойственного человеческому состоянию вообще» 26 26 Cohen R. Global Diasporas. An Introduction. London: UCL Press, 1997. Р. 196. . Автар Бра ввела понятие «диаспорального пространства» как места, где размываются грани между своим и чужим и где «коренной житель в той же мере является представителем диаспоры, как и представитель диаспоры коренным жителем» 27 27 Brah A. Cartographies of Diaspora: Contesting Identities. London; N. Y.: Routledge, 1996. Р. 209. .

Наряду с этими всеобъемлющими определениями, диаспоральным лексиконом постоянно пользуются при обсуждении меньшинств (при этом происходит определенная перекличка с постколониальным дискурсом). Большинство работ выделяют три основных компонента диаспорального опыта: родина, миграция и пересечение границ, отчужденность внутри страны проживания – хотя бы для того, чтобы проблематизировать их и переосмыслить их актуальность. В отличие от политизированных утверждений Эдварда Саида, что в современном мире изгнание невозможно без триумфальной идеологии «возрожденного народа», современное академическое сообщество довольно скептически оценивает представления о месте происхождения и родине как объектах неизбывной ностальгии и устремлений. Метафора движущегося корабля, предложенная Полом Гилроем 28 28 Gilroy P. The Black Atlantic: Modernity and Double Consciousness. London; N. Y.: Verso Press, 1993. Р. 144. , сместила акцент с телеологии возвращения в реальный или воображаемый национальный дом на процесс миграции и идентичность, взятую в пространственном измерении. А Джеймс Клиффорд подчеркивает децентрализованное, латеральное движение между разными локусами диаспорального сообщества 29 29 Clifford J. Diasporas // Cultural Anthropology. 1994. Vol. 9. №. 3. Р. 308. . Такие категории, как «диаспорическое воображаемое» 30 30 Axel B. K. The Diasporic Imaginary // Public Culture. 2002. Vol. 14. № 2. Р. 411–428. , риторические конструкции места исхода без физической репатриации 31 31 Tölölyan Kh . The Contemporary Discourse of Diaspora Studies // Comparative Studies of South Asia, Africa and the Middle East. 2007. Vol. 27. № 3. Р. 649. и «диаспорическая интимность» между иммигрантами из разных частей света, развивающими новую солидарность с пришельцами вроде них самих 32 32 Boym S. The Future of Nostalgia. Р. 256. , еще сильнее уменьшили роль отечества. Более того, при обсуждении диаспор на первый план выдвигаются взаимоотношения со страной проживания. Диаспоральная теория с самого начала постулировала диаспору как категорию Другого по отношению к (принимающему) национальному государству 33 33 По словам К. Толольяна, основателя журнала «Диаспора: журнал транснациональных исследований», национальное государство «всегда воображает и представляет себя как страна, территория, место, функционирующее как локус гомогенности, равновесия, интеграции […] На таких территориях различия ассимилируются, нивелируются или загоняются в гетто, анклавы, так ясно демаркированные, что они позволяют нации признать очевидно единичные и четко отграниченные различия внутри себя и в то же время подтвердить предпочитаемое однообразие всего остального, а также различия между собой и тем, что расположено с другой стороны границы» ( Tölölyan Kh . The Nation-State and Its Others: In Lieu of a Preface // Diaspora: A Journal of Transnational Studies. 1991. Vol. 1. № 1. Р. 6). . По Роджерсу Брубейкеру, диаспоральная идентичность определяется инаковостью и сохранением дистанции по отношению к принимающей стране 34 34 Brubaker R. The «Diaspora» Diaspora. Р. 5. . То же можно было бы утверждать и о связи между диаспоральным сознанием и метрополией 35 35 Более того, как пишет в своей главе Марк Липовецкий, современная либеральная интеллигенция испытывает сходное отчуждение от местного российского населения, независимо от того, находится ли она внутри страны или за ее пределами. . Таким образом, напрашивается вывод о том, что диаспорическая субъектность и воображаемое сообщество диаспоры конституируются по отношению к многочисленным категориям как внутри, так и вне бинарных оппозиций 36 36 Brah A. Cartographies of Diaspora: Contesting Identities. P. 186. .