Дмитрий Кузьмин - Русский моностих - Очерк истории и теории

Вилли Мельников Петр Янданэ

Гражданская лирика, до конца 1980-х гг. представленная в русском моностихе лишь единичными опытами Сергея Нельдихена, Василия Кубанёва и Яна Сатуновского, и в 1990-е осталась редкостью – впрочем, определенное внимание этому типу лирического высказывания уделено Ананием Александроченко:

– в первом тексте автор даже отказался от последовательного проведения звуковой игры, в большинстве его моностихов тяготеющей к самодостаточности (см. выше). Другой автор, работающий с моностихом систематически, – Нирмал – также спорадически обращается к гражданской теме:

[Нирмал 2003, 82, 60, 86]

Еще несколько моностихов разных авторов приближаются по жанровым характеристикам к политической эпиграмме:

Александр Ерёменко [Шохина 1994, 7] Иван Ахметьев [Ахметьев 2001a, 13]

Другой моностих Ахметьева, допускающий расширительное прочтение в качестве политической эпиграммы:

[Ахметьев 2001a, 57]

– в исходном смысле представляет собой, однако, эпиграмму внутрилитературную, объект которой – литературный журнал «Знамя», имеющий болотно-зеленую обложку: об этом свидетельствует прописная буква в начале слова «Знамя» (при общем отсутствии прописных букв в текстах Ахметьева) [422].

Психологическая лирика, сосредоточенная на самоанализе лирического субъекта и его взаимоотношений с другими людьми, распадается в основном на две значительные группы. На одном полюсе – тексты, тяготеющие к четкой, афористичной формулировке, передающей строго определенное представление:

Татьяна Михайловская [Михайловская 1995, 17] Вилли Мельников Игорь Юганов (1956–1999) [Юганов 2003, 652] Бонифаций (Герман Лукомников) Татьяна Данильянц (род. 1971) [Данильянц 2012, 39]

– характерно, что последний текст, по мнению критика М. Ионовой, представляет собой квинтэссенцию всей книги Данильянц, для которой характерна «игра с цельностью и дискретностью, с тяготением к имитации потока живой речи и тяготением к афоризму» [Ионова 2013, 296].

На другом – тексты подчеркнуто фрагментарные (зачастую и в синтаксическом аспекте), схватывающие какой-то осколок мироощущения:

Ольга Зондберг (род. 1972) [Зондберг 1997, 21] Максим Анкудинов Татьяна Данильянц [Данильянц 2012, 36]

В некоторых случаях авторы вслед за Леонидом Аронзоном (моностих «Я плачу, думая об этом») обращаются к конструкциям с референциальной неполнотой:

Руслан Элинин (1963–2001) [Элинин 1998, 23, 79] Андрей Рубцов (род. 1962)

Примыкает к психологической лирике моностих, строящийся на остранении обычных действий и положений, осмысляемых как личностно и экзистенциально нагруженные:

Павел Грушко Полина Андрукович (род. 1969)

Механизм действия этих двух текстов различается. Моностих Грушко просто указывает на то, что некоторая житейская ситуация, не подразумевающая никакого собственного, имманентного драматизма, переживается кем-то (опять-таки не названным) как высокоэмоциональная, высокодраматичная, – художественная логика та же, что и в моностихе Леонида Аронзона, но Грушко делает еще один шаг, поскольку в его тексте, в отличие от аронзоновского (где был употреблен глагол «плакать»), ни одно слово само по себе не называет и не выражает никакого эмоционального состояния: текст Грушко сближается с новейшим течением в русской поэзии рубежа XX–XXI вв. – постконцептуализмом, воспроизводя один из его ключевых приемов – «зону непрозрачного смысла», чья функция – «верификация эмоциональной и психологической подлинности текста одновременно с указанием на невозможность для читателя полностью проникнуть во внутренний мир лирического субъекта» [Кузьмин 2001, 475].

Читать дальше