Михаил Вайскопф - Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты [3-е изд.]

Отсюда непонимание двойственного характера нэпа <���…>

Отсюда непонимание социалистической природы нашей государственной промышленности <���…>.

Отсюда непонимание <���…> громадной работы партии по вовлечению миллионных масс <���…>.

Отсюда безнадежность и растерянность перед трудностями нашего строительства.

Всю эту бесконечную цепь выводов можно без малейшего ущерба свернуть в исходное состояние рокового «непонимания» или «неверия» в упоительные возможности советского крестьянства. Надо сказать, что Ленин временами тоже вытягивает «семинарско»-ритмическую цепочку логических производных, разделенных абзацем, — например, в одной статье 1916 года («Здесь „гвоздь“ его злоключений <���…> Отсюда — игнорирование <���…> Отсюда — упорное свойство…»), — но осмысленность у него имитируется чуть старательнее, тогда как у Сталина эта мнимая последовательность представляет собой чисто декларативное развертывание одинаковых или смежных утверждений, латентно содержащихся в самом первом из них. Вместо каузальной преемственности дается синонимия:

Слова и дела оппозиционного блока неизменно вступают между собой в конфликт <���…> Отсюда разлад между делом и словом.

Несчастье группы Бухарина в том именно и состоит, что они <���…> не видят характерных особенностей этого периода <���…> Отсюда их слепота.

Уж лучше бы перевернуть этот квазилогический ряд, ибо неспособность видеть те или иные «особенности» обусловлена общей слепотой, а не наоборот.

Свой безотказный аналитический прием он начал осваивать еще в молодости — в интеллектуальном отношении все же чрезмерно затянувшейся, — и тут наиболее примечателен его ранний теоретический трактат «Анархизм или социализм?», написанный в возрасте 28 лет (конец 1906 — начало 1907 года). В этой работе содержится множество умопомрачительных тезисов, один из которых открывается величавой максимой: «Диалектический метод говорит, что жизнь нужно рассматривать именно такой, какова она в действительности» [77]. (Вероятно, другие методы предлагают рассматривать ее как-то иначе.) А дальше сказано:

То, что в жизни рождается и изо дня в день растет , — неодолимо <���…> То есть, если, например, в жизни рождается пролетариат как класс и изо дня в день растет , то <���…> в конце концов он все же победит. Почему? Потому, что он растет <���…> Наоборот, то, что в жизни стареет и идет к могиле , непременно должно потерпеть поражение <���…> То есть, если, например, буржуазия постепенно теряет почву под ногами и с каждым днем идет вспять , то <���…> в конце концов она все же потерпит поражение. Почему? Да потому, что она как класс разлагается, слабеет, стареет.

Физиологическая рисовка диалектики (соприродная архаично-крестьянскому жизнеощущению) концептуально подсказана, быть может, школьным Аристотелем с его классификацией движения — возникновение, уничтожение, рост, старение, — но сама аристотелевская логика схвачена каркасом сталинских тавтологий: один класс растет, потому что растет, а второй — стареет, потому что стареет.

Отсюда и возникло известное диалектическое положение: все то, что действительно существует, т. е. все то, что изо дня в день растет, — разумно, а все то, что изо дня в день разлагается — неразумно.

Этот животноводческий силлогизм, посильно стилизованный под Гегеля, совершенно непригоден к дальнейшему употреблению, и напрасно мы стали бы задаваться вопросом, верно ли, что неразумное все-таки существует, хоть и разлагается, или же оно попросту иллюзорно. Его мысль развертывается в других измерениях, неподвластных философскому дискурсу. Уже в первой из бесспорно атрибутируемых Сталину статей — «Как понимает социал-демократия национальный вопрос?» (1904) — он изобретает чрезвычайно нетривиальные аргументы:

Я вспоминаю русских метафизиков 50‐х годов прошлого столетия, которые назойливо спрашивали тогдашних диалектиков, полезен или вреден дождь для урожая, и требовали от них «решительного ответа». Диалектикам нетрудно было доказать, что такая постановка вопроса совершенно не научна, что в разное время различно следует отвечать на такие вопросы, что во время засухи дождь полезен, а в дождливое время — бесполезен и даже вреден.

Хотелось бы, естественно, узнать имена этих потрясающих метафизиков и диалектиков, утаенные автором. Проделанные разыскания привели меня к тому историко-философскому выводу, что соответствующим авторитетом в области русской диалектики «50‐х годов прошлого столетия» для него мог служить вышеупомянутый Козьма Прутков, опубликовавший в 1854 году назидательный афоризм: