Борисоглебский М.В. Доживающая себя ⁄ Вступ. заметка, подгот. текста и примеч. С.А. Чернышевой //«Я всем прощение дарую…»: Ахматовский сборник ⁄ Под общей ред. Д. Макфадьена и Н.И. Крайневой. М.; СПб., 2006 (= UCLA Slavic Studies. New Series. Vol. V). C. 221-222.
Лукницкий П.Н. Дневник 1928 года. С. 473-474.
Шкаровский М.В. Единоверческие общины Санкт-Петербурга (Ленинграда) в 1900-е – 1930-е гг. // Христианское чтение. 2020. № 1. С. 166.
Соболев АЛ. Указ. соч. С. 199. План зачисления Ахматовой в немногочисленную группу получающих денежное пособие от ЦЕКУБУ по высокой IV категории (высшей была пятая; см.: Долгова Е.А. Власть, ЦЕКУБУ и творческая интеллигенция в социально-экономических обстоятельствах 1920-х гг.: позиции, статусы, декорации // Обсерватория культуры. 2018. Т. 15. № 1. С. 121-123) возник в начале 1925 года и реализовался в ноябре 1925-го с помощью Лукницкого и Пунина – фактически без ее желания и участия (см.: Н. Гумилев, А. Ахматова: По материалам историко-литературной коллекции П. Лукницкого. С. 248; коммент. Т.М. Двинятиной). Характерно, что и в 1939 году, после принятия президиумом ССП СССР резолюции «О помощи А. Ахматовой», ответственный за реализацию этого решения К.А. Федин, хорошо осведомленный о позиции Ахматовой в 1920-е – начале 1930-х годов, всерьез опасался за успех предприятия, «зная особенности характера Анны Андреевны». В связи с этим было решено текст резолюции президиума ССП «не <���…> показывать Анне Андреевне, которая должна быть поставлена перед совершившимся фактом помощи ей» (письмо К.А. Федина М.М. Зощенко, 15 ноября 1939 года: Между молотом и наковальней. Т. 1. С. 875; курсив наш).
В 1933-1934 годах Ахматова публикует статью «Последняя сказка Пушкина» и перевод писем Рубенса.
См.: Морев Г. Поэт и Царь: Из истории русской культурной мифологии (Мандельштам, Пастернак, Бродский). М., 2020. С. 52-53– Ср. демонстративно-отчужденную реакцию Ахматовой на относящиеся к этому же времени уговоры Пастернака вступить в Союз советских писателей: «Анна Андреевна постукивает пальцами по своему чемоданчику, иногда многозначительно, почти демонстративно взглядывает на меня и ничего не отвечает» (Герштейн. С. 216). В 1938 году во время следствия по делу Л.Н. Гумилева факт отказа Ахматовой вступить в ССП трактовался органами НКВД в сфальсифицированном протоколе допроса Гумилева от 20 мая как «знак открытого протеста против ВКП(б) и Советского правительства» (Разумов Л.Я. Дела и допросы // «Я всем прощение дарую…». С. 288; в 1955 году Л.Н. Гумилев свидетельствовал, что подписал этот протокол, «будучи избит, даже в процессе подписания протокола следователь <���…> избивал меня палкой по шее (по сонной артерии)» [Там же. С. 313]).
Тименчик Р. Карточки // Он же. Ангелы – люди – вещи в ореоле стихов и друзей. М., 2016. С. 233. Фактический запрет на «молчание», на попытки избежать публичного выражения солидарности с партийной политикой стал, как показывает Л.С. Флейшман, фактором общественно-политической жизни осенью 1930 года, после вынужденного заявления Бухарина о поддержке им генеральной линии партии 19 ноября 1930 года (см.: Флейшман Л. Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов. С. 37-42). Характерно, что позднее, в 1939 году, И.Э. Бабель, будучи арестован, первоначально предполагал, что причиной ареста явилось его многолетнее молчание как прозаика (см.: Христофоров В. Документы архивов госбезопасности об Исааке Бабеле // Российская история. 2015. № 1. С. 145).
Усов Д. «Мы сведены почти на нет…». Т. 2. С. 558. П.Н. Лукницкий, поясняя в позднем (1962) письме к Ахматовой причины их расхождения, писал: «<���…> с 1930 года <���…> началось формирование моего нового мировоззрения. Между мною и Вами появилась тектоническая трещина внутреннего <���…> несогласия в отношении Вашем и в отношении моем к окружающей нас „современности”» (Переписка А.А. Ахматовой и П.Н. Лукницкого. 1925-1962 ⁄ Публ. Т.М. Двинятиной // Н. Гумилев, А. Ахматова: По материалам историко-литературной коллекции П. Лукницкого. С. 280).
Слова Н.Я. Мандельштам из письма С.Б. Рудакова от 2 августа 1935 года: Рудаков. С. 8о. Характерно, что в начале 1938 года эта позиция подверглась прямому осуждению Л.Н. Гумилева: «Слишком цепляется за жизнь» (Герштейн. С. 249).
Рудаков. С. 145. В сжатом виде и с известной осторожностью те же претензии были высказаны Мандельштамом ранее в статьях 1923 года («Буря и натиск», «Vulgata: Заметки о поэзии»), не вошедших в изданную после возобновления тесных отношений с Ахматовой в 1925 году книгу «О поэзии» (Л., 1928). Н.Я. Мандельштам позднее, в письме 1958 года к Ахматовой, объясняла эти критические отзывы Мандельштама его просоветскими («лефовскими») симпатиями в этот период (Мандельштам Н. Об Ахматовой ⁄ Сост. П. Нерлера. М., 2007. С. 248-250; ср. в «Комментариях к стихам 1930-1937 гг.»: «Мандельштам же был чувствителен к лефовской пропаганде» [НМ. Т. 2. С. 743]). В описании Ахматовой эти мотивировки приобрели (в 1960-е годы) следующий вид: критика ее Мандельштамом «соответствовала [его] кратковременному настроению – боязни устареть» (Будыко М. Рассказы Ахматовой // Звезда. 1989. № 6. С. 75). Е.А. Тоддес также возводит «известный выпад против Ахматовой в „Заметках о поэзии”» к противостоянию позиции Ахматовой и мандельштамовских «поисков синтеза революции и культуры» (Тоддес Е.А. Поэтическая идеология // Тоддес. С. 703).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу