Аза Тахо-Годи - Греческая мифология

Миф, эпос и логос имели свои сферы употребления, хотя границы эти, некогда довольно четкие, с течением времени стали не столь очевидными и доступны объяснению только при специальном анализе. Кроме того, надо иметь в виду, что каждое из этих трех слов имело множество оттенков значения (в слове "эпос" их около шестидесяти), среди которых намечался ведущий, основной, тот, который отграничивал данное слово от другого и создавал его неповторимость.

Изучение первичного, устойчивого смысла этих слов с учетом их этимологии приводит к следующим выводам. "Миф", оказывается, выражает обобщенно-смысловую наполненность слова в его целостности. "Эпос" указывает на звуковую оформленность слова, на сам процесс произнесения (ср., например, в дальнейшем "эпос" — жанр героической песни, "слово" о подвигах, как гомеровские поэмы или древнерусское "Слово о полку Игореве").

Что же касается "логоса", то он предполагал первичную выделенность и дифференциацию элементов, переходящую затем в некую их собранность. Судя по всему, "логос" связан с развитием аналитического мышления и широко употребляется в греческой классике, не находя себе места в архаические времена, где господствовал "миф", выражая первичную нерасчлененность и обобщенную целостность жизненных представлений. У Гомера, например, "логос" совсем не встречается, если не считать только трех случаев, но зато у философов-стоиков IV-III вв. до н. э., разрабатывавших учение о слове, в равной мере не употребляется "миф", повсеместно уступая место "логосу" [3] Подробнее см: Тахо-Годи А. А. Миф у Платона как действительное и воображаемое. — В кн.: Платон и его эпоха. М., 1979 .

Итак, выясняется, что древняя традиция совсем не случайно именовала "мифом" слово о богах и героях, закрепив за песнями об их подвигах наименование "эпоса" и предоставив "логосу" сферу философии, науки и рассуждающей мысли вообще.

Теперь мы можем сказать — то, что обычно называют мифологией, есть упорядоченное единство существовавших первоначально в дифференцированном виде "слов", обобщающих для древнего человека представление о том мире, в котором он живет, и о тех силах, которые этим миром управляют.

Нерасчлененно-целостное, а значит, и мыслительно-чувственное обобщение действительности, которое именуется мифологическим, характерно для очень древнего периода социально-исторической жизни, а точнее говоря, локализуется в общинно-родовой, или первобытно-общинной, формации, которая для Греции ограничивалась первой третью I тысячетилетия до н. э., но истоки которой уходили в бездны тысячелетий.

Общинно-родовая формация тоже неоднородна и тоже имеет свою историю, о чем мы будем говорить ниже. Но есть нечто единое, характерное для всех ее периодов. Это жизнь родовыми объединениями, где отсутствуют частная собственность, разделение на бедных и богатых, сословные различия и где сама земля и орудия производства принадлежат всей родовой общине. Собственно говоря, общинно-родовая формация является доклассовым обществом, жизнь которого организована на основе стихийно-коллективистских родственных отношений.

Для человека этого времени, для члена такой общины наиболее естественны и доступны отношения родственные, которыми обусловлена вся трудовая жизнь коллектива, а значит, и его существование. И вполне закономерно, что природную жизнь этот древний грек [4] Мы говорим здесь и далее о греках и Греции в условно-обобщенном плане. Ни о единой Греции, ни о едином греческом народе или языке не может быть и речи в те древние времена, когда существовали отдельно племена со своими особыми наименованиями и своими диалектами (эолийцы, ионийцы, дорийцы, эоло-ахейцы и ионийско-аттическая общность. Ср. мифы об Эллине и его сыновьях Эоле, Ионе и Доре — родоначальниках эллинских племен. — Аполлод. I 7, 3) не может представить себе иначе как с помощью все тех же родственных связей, объединяющих предков с родителями и детьми и образующих одну большую родовую общность, мы бы сказали теперь — космическое единство, охватывающее землю, небо, море и подземный мир.

Вполне естественно, что такой древний человек, глядя на окружающую жизнь, видит в ней огромное количество единичных явлений, которые он вполне способен назвать определенным словом. Но, называя отдельный предмет, человек вместе с тем осуществляет мыслительный акт обобщения, а так как мышление находится в единстве с языком, то этот акт осуществляется в слове.