Дэниел Тюдор - Спросите у северокорейца. Бывшие граждане о жизни внутри самой закрытой страны мира

Конечно, дома у моей жены был персональный компьютер. Так что когда ее друзьям при выполнении домашней работы требовалось воспользоваться компьютером, они приходили к ней домой. Ее папа всегда посылал учителю два мешка риса стоимостью полмиллиона северокорейских вон. Другие учителя всегда завидовали ее классному руководителю. Они часто говорили моей жене: «Ты должна быть в моем классе. Почему ты не перейдешь в мой класс?» С приближением зимы ее семья нанимала слуг, чтобы те готовили для них особое кимчхи. Они следили за тем, чтобы слуги готовили три или четыре вида кимчхи.

Когда ее отец ехал в своем автомобиле, полицейские подходили и говорили: «Уважаемый товарищ, пожалуйста, помогите нам». Это была одна из обычных фраз, которую моя жена слышала, когда была в автомобиле с отцом. Ее отец не просто зарабатывал деньги, он отдавал значительную сумму режиму. Так что к нему относились по-особому и всегда покровительствовали ему. Ее папа все время имел дело с руководителями провинций. Он никогда не тратил время, беседуя с чиновниками более низкого ранга, например мэрами. Он считал это пустой тратой времени.

Во время Чхусока, государственного праздника, северные корейцы идут на могилы своих предков, чтобы отдать им дань уважения. Но семья моей жены, конечно, ехала к могилам на автомобиле с водителем. Жена говорит, что у них в багажнике были полные коробки яблок, груш и северокорейских закусок, таких как «Choco-Pie» и пирожные чалтток . Все члены семьи угощались этой едой.

Ее папа путешествовал в другие страны, например Монголию и Китай. Каждый раз, когда он ездил в Китай, он привозил моей жене разную красивую одежду. Зимой он привозил своей девочке норковые шубы.

Моя жена приехала в Южную Корею два года назад, а ее отец до сих пор живет в Северной Корее. Так что я не буду раскрывать его имени или названия его компании ради его безопасности. Если я раскрою любые из его персональных данных, северокорейские власти смогут его найти. Думаю, вы можете представить, что тогда с ним случится.

Я не встречался с ним, потому что он до сих пор в Северной Корее, а с женой я познакомился здесь (в Южной Корее). Но он все равно мой тесть, благодаря ему моя жена пришла в этот мир, так что я беспокоюсь о его благополучии и каждый день молюсь о его безопасности. Даже если он не имел бы ко мне никакого отношения, я все равно не хотел бы сделать что-то, что сыграло бы против него.

Моя жена поддержала меня, когда я решил рассказать эту историю. Она говорит, что разговоры о ее отце пробудили много воспоминаний и она ужасно скучает по нему. У моей жены есть одно сообщение для ее отца: «Дорогой папа, я живу хорошо на Юге. Я каждый день молюсь за твое здоровье и счастье. Я никогда не перестану это делать. Ты всегда в моих мыслях и молитвах. Да, и теперь у тебя есть внучка! Желаю тебе, чтобы до воссоединения ты был здоров, благополучен и счастлив. Я молюсь за тебя здесь, на Юге».

Как северные корейцы повернули в сторону капитализма?

Д.Т.: Слово «прибыль» в Северной Корее было ругательством, пока она не стала необходимостью. Еще в 1990-х годах говорили, что единственный способ выжить – не повиноваться приказам государства и самому зарабатывать деньги. Северные корейцы запомнили этот урок, и они не смотрят назад. Несмотря на рост маркетизации, Северной Корее до сих пор не хватает технических возможностей для производства товаров, которые могли бы конкурировать с импортными. Все зарубежное ценится выше местных эквивалентов, даже зубная щетка.

Чжи Мин Кан:

Часто говорят, что экономика Северной Кореи – это катастрофа, и до тех пор, пока у власти находятся Кимы, дела не пойдут на лад. Но если бы это было правдой, то почему северокорейский режим до сих пор не рухнул, несмотря на такие периоды, как Великий голод, когда умерли сотни тысяч людей?

Северные корейцы когда-то полностью полагались на свое правительство в том, что касалось еды, потребительских товаров, бытовых приборов и жилья, так что вы, возможно, удивитесь, узнав, что на самом деле голод существенно улучшил нашу возможность искать средства существования и выбирать.

Я помню, что северокорейцы, пережившие Великий голод 1990-х годов, часто говорили что-то вроде: «Идиоты уже ушли. Остались только те, кто смог выжить, самые волевые из северных корейцев, способные пережить голод снова и снова».

Понимаете, это был простодушный народ, который слушался правительство и не пытался разобраться во всем самостоятельно – именно такие первыми умерли от недоедания во время Великого голода. Без продовольственных припасов правительство было неспособно защитить обычных людей, и так как крайняя нищета росла, люди начали ополчаться даже на своих родственников. По существу, северокорейское общество стало холодным, жестоким без сочувствия или сострадания.