Владимир Шадруский - Марк Алданов - комментатор русской классики

Возможность Лермонтова творить была уникальной. В письме 1949 г. к Н.А. Тэффи Алданов заметит: «В сущности, в русской классической литературе не были профессионалами только Лермонтов и Толстой. Это к тому, что можно и не писать, если не пишется, но лишь не очень долго» [114] Алданов М.А. Письмо Н.А. Тэффи, 24 августа 1949 г. Цит. по публикации: «Приблизиться к русскому идеалу искусства.»: Из литературной переписки М.А. Алданова // Октябрь. 1998. № 6. С. 158. . Такое наблюдение выглядит симптоматичным на фоне эмигрантской бедности и постоянной работы ради денег, Лермонтов творит только по вдохновению и не иначе - какой предмет для восхищения и даже для зависти! Писать по вдохновению и только по желанию - чудо, которое не могло войти в жизнь Алданова, но так было бы желанно!

В своих художественных произведениях Алданов не стесняется соединять делателей истории, вершителей и соучастников судеб государства с вымышленными персонажами, маленькими и милыми людьми. За счет этого появляется психологическая обрисовка героев, реконструируется контекст повседневной жизни и эмоций современного событиям человека. Так, в «Повести о смерти» (1952-1953) герои встречаются с убийцей Печорина и обладательница красивых голубых глаз кровожадно заявляет: «Задушила бы его собственными руками!» [115] Алданов М.А. Повесть о смерти // Алданов М. Избранное. М.: Гудьял-Пресс, 1999. С. 71. . Все у той же красавицы воображаемая жизнь наполнена литературными образами, где русскую литературу единолично представляют персонажи лермонтовских произведений: «В романах же Лиле нравились преимущественно безнравственные герои... Печорин, Арбенин, всего больше Демон. Она знала лермонтовскую поэму наизусть и «Клянусь я первым днем творенья» никогда не могла читать без слез и зависти к Тамаре» [116] Там же. С. 76. . Милые героини Алданова в жажде чуда настоящей любви так вживаются в литературный мир, что лермонтовские ассоциации составляют счастье их жизни, а сам поэт, несомненно, героизируется. «Тятенька где-то на Кавказе раза два видел Лермонтова. И Лиля не хотела ему верить, что так благородно, на дуэли погибший поэт, был некрасив, сутуловат и постоянно шутил, - Демон не шутил никогда» [117] Там же. .

Другой персонаж этого же произведения, ученый Лейден, ставший путешественником на старости лет, с жадностью впитывает турецкие впечатления, сопоставляет их с образами Лермонтова, а заодно размышляет о поэзии: «А кто это у Лермонтова дремлет, склонясь в дыму кальяна на цветной диван? Чуть ли не Тегеран?.. Смелый образ. Почему не говорят правды, когда большой поэт пишет плохие стихи? А еще кто-то там же в тени чинары льет на узорные шальвары пену сладких вин. И слова такого нет “чинара”, а есть “чинар”, и это платан, только “чинар” звучнее» [118] Там же. С. 99. . Лейден вспоминает стихотворение «Спор» («Как-то раз перед толпою...», 1841). Но к чему эти стихи в памяти персонажа Алданова, какова их смысловая нагрузка? Стихи Лермонтова с упоминанием платана - чинара - остры для самоанализа Лейдена, который осознает, что в Турцию едет не за этими самыми платанами, а «потому, что не мог больше жить так, как жил.» [119] Там же. . Чего-то романтического, возвышенного или авантюрного ему не хватало, какого-то чуда, преобразующего жизнь. Но чудо открытия обернулось сомнительными событиями, за которые одержимому Лейдену пришлось заплатить жизнью жены, счастьем, здоровьем - всем, что у него было.

Вместе с тем образы Лермонтова вовсе не связаны с одной только ненавистью и другими пороками алдановских персонажей. Выбор стихов поэта в большей степени помогает раскрытию психологии персонажей. Так, лермонтовскую «Думу» часто декламировал влюбленный в Лилю польский революционер Виер, романтик борьбы за освобождение родины. Желчная критика раздражительного Лейдена основана на глубоком знании поэта-современника, который был отнюдь не популярен у соотечественников: «Много он, Лермонтов, написал вздора, хоть и был гений. Когда было ему лет семнадцать, писал божественные стихи, “Ангел”, “Парус”, а как стал гвардейцем, то сочинил “Маскарад”, детский вздор, читать без смеха нельзя» [120] Там же. С. 206. .

В романе «Бред» (1954-1955), как и в алдановской трилогии, мы также видим фаустианско-демонического героя - шпиона Шелля, влюбившегося в молодую русскую эмигрантку. «С первых же дней его раздражала именно банальность истории: падший человек с опустошенной душой влюбляется в чистую девушку. “Вроде как лермонтовский демон”. В душе он с молодых лет считал себя демонической натурой» [121] Алданов М.А. Бред // Алданов М. Избранное. М.: Гудьял-Пресс, 1999. С. 500-501. . В том-то все и дело, что человек, всю жизнь потративший на мозговые опасные игры, неожиданно для себя, как чудо, обретает любовь. Возлюбленная не дает Шеллю повода для ревности, но вот какой «продукт» самоиронии создают его эрудиция и словоохотливость: в одном из эпизодов этот шпион и знаток русской литературы размышляет над досугом своей молодой жены и вспоминает: «Как это у Лермонтова? “А что, скажите, за предмет - Для страсти муж, который сед”» [122] Там же. С. 632. . Конечно, мы помним, что это из лермонтовской поэмы «Тамбовская казначейша», где молодая жена хранителя казны ведет себя достойно, недостойным предстает ее муж, дерзнувший играть в карты на собственную супругу. Но у Алданова «падший человек с опустошенной душой» вряд ли кому-нибудь произнесет черные шаловливые мыслишки - слишком ценит он то чудо любви, которое долго ждал. Герой Алданова не произносит стих, предваряющий две ироничные строчки XXV главки поэмы: «Жизнь без любви такая скверность» [123] Лермонтов М.Ю. Тамбовская казначейша // Лермонтов М.Ю. Соч.: В 6 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1955. Т. 4: Поэмы, 1835-1841. С. 130. , - он не любит громких слов. А когда узнает о смертельной болезни Наташи, невидимо страдает от этой боли, берет на себя ответственность за доигрывание счастливой концовки недолгой семейной жизни. Очень необычна в этом романе тема, которую Алданов преподнес неярко, штрихами - Наташа хочет написать книгу о нестяжателях, об истории церкви, о подвиге Нила Сорского, зачем же автор изображает ее стремление? Впервые у героя Алданова мы не увидим даже намека на иронию. К чему эти исследования по метафизике, неужели от желания избавиться от тоски по духовной радости? Возможно, Нил Сорский, относивший к грехам и уныние, был для Алданова недостижимым образцом умения радоваться именно духовной жизни.