Ольга Аксютина - Панк-вирус в России

Второй альбом записали, когда я учился в училище, где учили выбивать по мрамору надгробные доски. Я там год проучился, хотел оттуда сваливать, а потом так получилось, что выгнали группу, которая репетировала в училище, там пыла аппаратура, зал свой. Там группа что-то сперла, их выгнали, и нам разрешили играть там. И у нас года полтора-два была своя база. Кроме того, училище выдавало нам деньги, и мы ездили в магазин и покупали аппаратуру. Там здоровско было. И там еще один одноклассник был — Артамонов Димон. Его научили играть на барабанах. И вот мы втроем учились играть месяца 2–3, с нуля. Инструменты были — бас, гитара, барабаны. Все было, и мы могли там целыми днями заниматься. Просто сели, начали играть, и научились более-менее, тогда нравился быстрый, тяжелый панк-рок, а получалось что-то вроде «Misfits», "Sex Pistols" — грязное и медленное.

Потом выгнали из училища, мы — панки, постоянно там дестройничали. Я там Ленина разрисовал всего. Там бюст стоял в зале огромный, гипсовый белый. Усы черным подрисовал, брови тушью, всю голову разрисовал. И нас, в общем, выгнали за все эти проступки. Вот это уже был «Пурген», первый альбом.

О: Как появилось само название "Пурген"?

Р: Когда мы уже в училище играли, через несколько месяцев приехала американская делегация, и надо было перед ними концерт играть. А директор, завуч — коммунистами были, коммунистическое такое начальство, старой закалки. И с таким названием — «Ленин-самотык» — выступать было ну очень стремно. Решили придумать за ночь до этого — сели, подумали. Мы хотели сочинить песню про пурген. Ну, просто прикол такой. И мы решили взять это название. Утром пришли и написали на барабанах — «Пурген». Завуч пришла и говорит: "А что это у вас на барабанах написано?" мы говорим: "Так по-французски полет в космос" переводится". А она: "Знаем мы какой это полет".

О: А что сказала американская делегация?

Р: Да ничего. Нам там запретили играть все равно (смеется) . Мы потому что пришли: я — в майке "Dead Kennedys" самодельной, Чикатило — "Брежнев жив" — рожа Брежнева нарисована. Стремно все. И они не разрешили.

В училище мы успели записать наш второй альбом в духе «Misfits», "Sex Pistols", веселушный, назывался "Великая вонь".

Я еще в Центре каждый день тусовался с пункерами. И еще тусовались около «Давай-давай». Я там объявления повесил и около Рок-лаборатории, что группа хочет познакомиться с другими панк-группами, чтобы вместе выступать. Потому что раньше не было никаких панк-групп-то особо. И познакомились со всякими там группами — "Punk Rat", "Мы пойдем по путям обороны", "Чудо-юдо".

С «Панк-Рэтом» объединились: гитарист Бибис и барабанщик Изерли перешли в группу, и басист наш Чикатило. Записали еще два альбома:

"Все государства — концлагеря" (1992) и

"Трансплантация мировоззрения" (1993).

Три года мы играли. Потом группа развалилась — у барабанщика с гитаристом дети были, они стали больше работать. Они взрослые уже были, взрослее нас года на 4. Нам было по 18–19, а им по 23–24. Они больше не могли, 2 года поиграли. Тогда же денег не платили, ничего не выпускалось — никакого прогресса, концертов мало. В принципе тоже прикольно. В Питер ездили, в «TaMtAm», в 1993. На больших фестивалях выступали. Время тогда было более беззаботное, панковское. Особых забот не было, только панк-роком занимались. Родители кормили. Тогда как раз — 18 лет, я только панковал и играл в «Пургене», больше ничего не делал. Тусовался. Продуктивное время.

О: Воспоминания о фестивалях, о поездках в Питер остались? Что-нибудь интересное можешь рассказать, характеризующее панковский быт тех времен?

Р: У нас все-таки группа не очень праздная, а больше психоделическая.

У нас нет такого, чтобы — девки, музыка, бухло и угар. Есть всякие дестройные приключения — но это не очень прикольно. У нас самый дестройный период потом был. "Трансплантация мировоззрения" был более протестантский, типа "Мне много чего не нравится, не хочу с этим мириться" — такие настроения. Мы еще были стрэйтейджерами, хотя не знали даже тогда о таких течениях, просто не пили, не курили. Не нравилось. Вообще считалось стремным стоять около пивнушки. Более строгий, холодный панк, психоделичный. Да и организм не хотел просто. Все как-то было трезво, и так глючило нормально по жизни без всяких там наркотиков.

О: И когда состав сменился?

Р: В начале 1994 сделали еще одну запись — «Трансплантации» — с новыми песнями. И развалились, причем из группы ушли сразу все трое — Чикатило, Бибис и Изерли. Я тогда сильно расстроился, потому что в нашем окружении и в Москве не было панк-музыкантов, которые смогли бы играть в «Пургене». А я ненавидел все занятия, кроме группы, и из-за этого началась депрессия. Я начал принимать все подряд исказители действительности, которые мне только попадались. Сначала был трехмесячный запой с моими дворовыми друзьями… Я перепробовал все виды «колес» и практически все виды токсичных препаратов. Я находился в полных галлюцинациях и амнезии по 5, по 7 дней в течение всего 1994 года. В конце года я все-таки нашел в себе силы и решил вновь создать группу, опять-таки развесив по панковским местам в Москве объявления. Таким образом, я вышел на калининградских панков — Панаму и Гномов. Половину 1995 года мы то и делали, что бухали, курили, панковали, дестройничали и хулиганили.