Борис Синюков: Боги и человек (статьи)

Они ее просто не воспринимают, обходят стороной в своих интерпретациях. Для них кошка – запрограммированная машина, не больше. Поэтому все ученые, изучавшие когда–либо людей, никак не хотят принимать во внимание жизнь животных. Никогда и нигде, никто из ученых не удосужился спуститься со своих «небес высшего разума» и сравнить себя во всех аспектах борьбы за существование с животным миром. Поэтому ученым не приходит даже в голову мысль, что некоторые поступки животных настолько интеллектуальны, что дадут сто очков вперед ученым, изучающим самих себя. В своей книге я подробно рассматриваю эти аспекты, они занимают много места, и приводить их вновь в этой статье – места не хватит. Мало того, что эти ученые недостойно игнорируют разум животных, они также поверхностно и недопустимо свысока относятся к так называемым первобытным людям, которых и сегодня предостаточно в мире. Никому из ученых в голову не приходит, что некоторым народам просто–напросто не нужно изобретать колесо, так как оно бессмысленно в их жизни. Никому не приходит в голову, что фундамент в тундре – это сложнейшее инженерное сооружение, которое невозможно построить без объема знаний 20 века. Никому не приходит в голову, что в ряде мест на земном шаре не обойтись без кочевки, а к каждой юрте, перемещаемой с места на место 60 раз в году, не подведешь канализацию. Вместо этого народы просто считают «отсталыми», то есть, попросту дураками.

Когда я отказался от этого пренебрежительного отношения к животным и первобытным людям, мне стало многое понятно, в том числе и истоки тотема и табу, на которых голову сломали несколько поколений ученых, да так ничего и не разрешили, только большую путаницу внесли в этот вопрос. Вторым подспорьем в моей работе стало понятие «новой хронологии», выдвинутое Ньютоном и продолженное в основном русскими учеными. Мир не мог быть, и не был столь древним, как принято сегодня изучать в школе. Человек знает о себе не более 500 – 1000 лет. Все остальное – выдумки, компиляция, по большей части – преступные.

Надо ли мне критиковать то, что «люди сидели на деревьях, иначе им было несдобровать среди хищников»? Ведь это настолько по–детски, что даже не смешно, а грустно. У меня получилось, что первобытные люди теснились среди горных районов около теплых морей, а в лесах жили самые отсталые по тому времени. А отсталость, в свою очередь, была оттого, что лесные люди мало общались по сравнению со скученными племенами. И с какой стати Энгельс в эту стадию привнес «членораздельную речь»? Зачем она была нужна в этой стадии? 60–70 определенных, значащих звуков и у высших обезьян есть, и им их вполне хватает. Ведь «членораздельная речь» не нужна в такой стадии. Что объяснять «членораздельной речью» друг к другу? Где орехи крупнее и слаще, что ли? И объяснений в любви еще не было, поступали проще: кто кого сгребет, тот того и е… Членораздельная речь появилась, по–моему, тогда, когда началась торговля, обмен, но они же у Энгельса вообще «появились» в самом конце варварства, на рубеже цивилизации. А начало средней ступени с «рыбной пищи»? Притом обязательно в совокупности с огнем. Правда, при Энгельсе не было еще по всему миру японских ресторанов, где едят и нахваливают сырую рыбу, но и сам ведь мог догадаться, что сушеная, холодно копченая и вяленая рыба – сырая. Ее–то и сам, поди, ел? И как это так, из «орудий труда» на «второй стадии дикости» имеют только дубину, а уже давно, с «первого этапа», «разговаривают»? О чем, спрашивается? И почему во второй стадии возникло людоедство, а не в первой? Разве для этого надо уже было уметь разговаривать?

Особенно смешно, что «высшая ступень дикости» по Энгельсу «начинается с изобретения лука и стрелы, очень сложного орудия, изобретение которого предполагает долго накапливаемый опыт и более развитые умственные способности». Подумал ли Энгельс, высказывая эту «глубокую мысль», о том, что лук и стрелы изобрели абсолютно все народы на Земле и независимо друг от друга? Если бы он подумал на этот счет, то сразу же бы и сообразил, что это отнюдь не великое изобретение. Великое изобретение не изобретают походя, каждый, кому оно понадобилось. Великое изобретение, такое, например, как буквенная письменность – это величайшее открытие, которое сделал один народ – евреи, а остальные у них просто позаимствовали. Я это подробно доказал в своей книге. Там же я доказал, как просто изобрести лук со стрелами, колесо, повторяться не буду, места жалко. А вот на гончарном деле остановлюсь, которое никак не могли изобрести люди на высшей стадии дикости, хотя вовсю болтали о том – о сем на своих деревьях, жарили рыбу, и даже делали лодки. И не только долбленки, но и из деревянных досок, что уж совсем чушь. Ибо делать доски при том развитии производства можно было только одним способом: тесать бревно каменным топором до толщины доски – себе дороже, полжизни не хватит, да и зачем? А вот обжиг глины у каждого из них был прямо перед глазами, недаром гончарное дело тоже изобрели все народы и независимо друг от друга. Достаточно было развести костер на утоптанном глинистом грунте после дождичка: на месте кострища обжигался круг, который как коросту можно было отковырнуть. Правда, «короста» получалась не очень круглая, с неровным днищем, не очень прочная. Но это уже – дело наблюдения, любознательности, экспериментов, то есть, простой довольно технологии.

Читать дальше