Жан Делюмо - Ужасы на Западе

В Европе начала Нового времени повсюду царил явный или скрытый страх. Это характерно для любой цивилизации, технически плохо оснащенной для отражения натиска окружающих его врагов. Но во Вселенной прошлого времени есть пространство, где историк наверняка найдет проявление страха без всяких прикрытий. Это пространство — море. Для тех, кто был очень смел — для первооткрывателей эпохи Возрождения и их последователей, — море представляло собой вызов судьбе. Но для большинства оно долгое время было местом разочарования и страха. От древности до XIX века, от Бретани до России повсюду существуют пословицы, предостерегающие людей от опасностей в море. Латиняне говорили: "В море хорошо, но ближе к берегу лучше". Русская поговорка гласит: "Море хвалить, сидя на печи, да есть калачи". Один из персонажей коллоквиума «Кораблекрушение» Эразма восклицает: "Довериться морю — это безумие". Даже в такой морской стране, как Голландия, было известно изречение: "Лучше ехать в разбитой телеге по полю, чем плыть на новом корабле по морю", в чем выражается защитная реакция «земной» цивилизации, доказанной и подтвержденной опытом тех, кто осмелился удалиться от берегов земли. Рассуждения Санчо Пансы: "Кто хочет научиться молиться, должен выйти в море", — в различных вариантах можно найти в любом уголке Европы. Иногда, как, например, в Дании, они не были лишены юмора: "Кто не умеет молиться, должен в море выйти; кто не может спать, должен в церковь прийти".

Неисчислимы бедствия, причиняемые этим огромным водным пространством: это и черная чума, конечно, затем набеги норманнов и сарацин, а позднее барбаресков. Легенды о погруженном в море городе Ие, органе, играющем "День гнева", напоминают нам о бурных наступлениях моря. Море было враждебно: оно было опасно прибрежными зыбучими песками и рифами, ураганными ветрами, уничтожающими посевы. Но морская гладь без малейшей волны была не менее опасна. Штиль на море, "вязкий, словно болото", мог означать для моряков смерть от голода или жажды. В течение длительного времени море принижало человека, который перед морем и в море казался слабым и маленьким. Моряков сравнивали с горцами или жителями пустынь. Бушующее море внушало людям страх, особенно селянам, которые старались не смотреть на море, если случай приводил их к его берегам. После греко-турецкой войны 1920–1922 гг. крестьяне, изгнанные из Малой Азии, вернулись на остров Сунион. Они построили свои дома, повернув их к морю глухой стеной. Возможно, это защита от ветра, но верно и то, что жители не хотят видеть в течение всего дня постоянную опасность волн.

На исходе средневековья западный человек был предупрежден об опасности моря не только мудрыми пословицами. Об этом его предупреждали также поэтические произведения и рассказы путешественников, а именно паломников в Иерусалим. От Гомера и Вергилия до «Франсиады» и «Лузиады», во всех эпопеях есть описание бури. То же можно сказать о средневековых романах (Брут, "Тристан…" и т. д.). В последнем романе именно буря разлучает Изольду со своим возлюбленным. Существует ли более банальный сюжет, чем гнев моря? Спокойное море вдруг начинает бушевать. Оно рычит и огрызается. К нему применимы все метафоры гнева, все символические сравнения животной злобы и неистовства. По сути, психология гнева очень разнообразна и многогранна. Психические проявления состояния гнева многообразнее, чем любви. Поэтому пословиц и поговорок о бушующем море больше, чем о спокойном. Однако буря на море — это не только литературный сюжет и символ человеческой жестокости. О бурях повествуют все хроники мореплавателей к Святой Земле. В 1216 году епископ Жак де Витри отправился в Сен-Жан д'Акр. Около Сардинии море разбушевалось и корабль неизбежно должен был столкнуться с другим кораблем. Поднялся крик, люди со слезами раскаяния торопились исповедаться. Но Бог сжалился над попавшими в беду. В 1524 году Людовик IX, королева и Жуанвиль возвращались после 7-го крестового похода из Сирии во Францию с оставшимися в живых крестоносцами. Ураган начался, когда уже был виден Кипр. Ветер был таким сильным и страшным, неизбежность кораблекрушения такой очевидной, что королева стала молиться Николаю Угоднику, обещая за спасение принести щедрые пожертвования. "Святой Николай, — рассказывала она, — уберег нас от этой опасности, потому что ветер стих".