Эрик Дэвис - Техногнозис - миф, магия и мистицизм в информационную эпоху

Тейяр был, однако, не самым строгим ученым, о чем свидетельствует его участие в неловкой и довольно темной истории с «пилтдауновским человеком» — тем якобы «недостающим звеном», обнаруженным в гравиевом карьере в Англии, который оказался верхней черепной костью человека, умышленно соединенной с челюстью орангутанга. С другой стороны, теория эволюции Тейяра была чем-то большим, нежели пеной сверхъестественно восторженного духа, и другие ученые начала XX века предвосхитили некоторые из его взглядов. Блестящий русский минералог Владимир Вернадский также рассматривал Землю как целостную живую систему и считал, что эволюция планеты переходит от стадии, определенной биологическими законами, к стадии, сформированной сознательной человеческой активностью. Выдающийся биолог Джулиан Хаксли, сын великого пропагандиста дарвинизма Томаса Гексли и брат писателя и философа Олдоса Хаксли, [65] Да, вот такая беда: в XIX веке фамилию Huxley было принято передавать на русском языке как Гексли, а в XX веке — уже как Хаксли. занимал аналогичную позицию. Хаксли утверждал, что «только через социальную эволюцию материя мира может сейчас реализовать радикально новые возможности… Хорошо это или плохо, механизм эволюции в основном перешел на социальный и сознательный уровень… Медленные способы изменения и наследования опережаются более быстрыми процессами приобретения и передачи опыта» 237.

Тейяр не сомневался, что такой переход был к лучшему, потому что в конце концов деятельность человека должна была пробудить саму планету. С самого начала, полагал иезуит, человеческий разум вплетал себя в коллективную матрицу культуры и коммуникации, эфирную сеть сознания, которая не только связывает индивидов, но которой суждено полностью охватить биосферу, подобно луковой шелухе. Тейяр назвал этот разумный венец творения «ноосферой», коллективной психической сущностью, возникшей из того же самого органического и симбиотического стремления к единству и сложности, который первоначально заставил свободные химические элементы объединиться в молекулы и клетки. В ноосфере, однако, единицами связи являются не химические вещества, а умы людей — кумулятивные срастания воображения, языка и мысли. Сама ноосфера эволюционирует, и, продолжая «наращивать свои внутренние волокна и уплотнять свою сеть», она будет связывать человеческих индивидов во все более коллективные формы сознания. Высказывая убеждение, прославленное впоследствии Маклюэном, Тейяр заявил, что плотное сплетение экономических, социальных и информационных сетей ноосферы должно погрузить нас в «усиленный резонанс» со всеми мыслями, желаниями и страстями наших ближних.

Но держитесь крепче — ведь этот эволюционный процесс не остановится, пока материя не достигнет конечного состояния суперорганизации и сложности. В этот момент сама Земля обретет сознание, и коллективное человечество отпразднует конец пространства и времени. Когда материя и разум свернутся в одну точку того, что гуру технологии до сих пор называют «конвергенцией», мы обнаружим, что соскальзываем в космический тоннель, который Тейяр назвал «точкой Омега». В этой точке окончательного синтеза внутренняя искра сознания, из которой эволюция постепенно разожгла неистовый пожар, в конце концов поглотит саму Вселенную. Христос «вспыхнет как молния», и наше древнее желание покинуть эту юдоль скорби будет наконец удовлетворено, когда бесконечное расширение космической материи коллапсирует, подобно некому математическому гиперкубу, в абсолютный дух.

На этом этапе теоретического путешествия Тейяра явно унесло далеко от Галапагосских островов. Иезуит представил эмпирические доказательства возрастания биохимической сложности на протяжении истории планеты (аргументация, которую новые дарвинисты, такие как Стивен Джей Гоулд, громко отрицали), однако эволюционный спектакль Тейяра сводится к глубоко христианскому мистицизму, апокалиптическому по своей сути. Хотя Тейяр балансировал на тонком льду ереси, он мыслил как католик, когда выдвинул понятие ноосферы. «Католик» буквально означает «происходящий от целого», и холистическое представление Тейяра о планетарном сознании восходит к ортодоксальному образу институциональной церкви как универсального духовного тела, которое стремится поглотить каждого уникального человеческого индивида, включив его в свою тысячелетнюю плоть, возглавляемую Христом. Поклонники западной философии узнают в мысли Тейяра смутную тень гегелевского идеализма, с похожей жаждой абсолютного синтеза и убеждением Гегеля в окончательном поглощении материи духом.