Владимир Набоков: Лекции по русской литературе. Приложение

Что же в таком случае составляет вечную прелесть этой книги? Отчего ее так интересно читать и перечитывать? Уж конечно не ради стиля, хотя, как это ни покажется забавным, школьные учителя в России всегда склонны были видеть в ней образец русской прозы. Этого нелепого мнения, высказанного (по утверждению мемуариста) Чеховым, можно придерживаться в том только случае, если понятиями общественной морали или добродетели подменять суть литературного творчества, либо надо быть критиком-аскетом, у которого вызывает подозрение роскошный, изысканный слог и которого, по контрасту, неуклюжий, а местами просто заурядный стиль Лермонтова приводит в восхищение как нечто целомудренное и бесхитростное. Но подлинное искусство само по себе не есть нечто целомудренное или бесхитростное, и довольно одного взгляда на отработанный до совершенства, до магического артистизма стиль Толстого (кое-кто считает его литературным преемником Лермонтова), чтобы стали очевидны досадные изъяны лермонтовской прозы.

И все же если мы взглянем на него как на рассказчика и если мы вспомним, что русская проза тогда ходила пешком под стол, а нашему автору было каких-то двадцать пять лет, тогда нам останется только поражаться исключительной энергии повествования и замечательному ритму, который ощущается не так на уровне фразы, как на уровне абзаца. Слова сами по себе незначительны, но, оказавшись вместе, они оживают. Когда мы начинаем дробить фразу или стихотворную строку на составные элементы, банальности то и дело бросаются в глаза, а неувязки зачастую производят комический эффект; но в конечном счете все решает целостное впечатление, в случае же с Лермонтовым это общее впечатление возникает благодаря чудесной гармонии всех частей и частностей в романе. Автор постарался отделить себя от своего героя, однако для читателя с повышенной восприимчивостью щемящий лиризм и очарование этой книги в значительной мере заключаются в том, что трагическая судьба самого Лермонтова каким-то образом проецируется на судьбу Печорина, точно так же как сон в долине Дагестана зазвучит с особой пронзительностью, когда читатель вдруг поймет, что сон поэта сбылся.

всеобщее благоденствие (франц.). — Прим. перев.

премьера (англ.). — Прим. перев.

пивная, закусочная — Прим. перев.

Его чело покрыто задумчивостью (англ.). — Прим. перев.

sickle — лунный серп (англ.); to sickly — покрывать бледностью (англ.). — Прим. перев.

Пер. А. Кронеберга, С.-Петербург, 1863. — Прим. перев.

КОРОЛЕВА:

(цитата из пер. Б. Пастернака). — Прим. перев.

Пер. А. Дружинина, С.-Петербург, 1857

Обставленные претенциозными вещицами, купленными… (англ.). — Прим перев.

Поедем в Нижний, / Мой малыш… (франц.). — Прим. перев.

до дурной бесконечности (лат.). — Прим. перев.

жевать (англ.). — Прим. перев.

тщетный (англ.). — Прим. перев.

«Что за синие вспомнившиеся холмы?» (англ.). — Прим. перев.

чистые рыдания (франц.). — Прим. ред.

Речь идет о стихотворении «Три ключа». В оригинале здесь и далее В. Набоков приводит свои французские переводы стихотворений Пушкина.

Перевод стихотворения «Не пой, красавица, при мне…»

По-французски — «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы».

Перевод строфы «Зачем крутится ветр в овраге…» из неоконченной поэмы Пушкина «Езерский».