Гванета Бетанели - Гитарная бахиана

Гипотеза труда весьма представима, ибо не уж в столь далеком будущем, когда посредством широкого внедрения качественных переложений бахианы для реально «действующих» музыкальных инструментов многих народов и народностей, думаю, дело дойдет и до их как бы репертуарного слияния в единую, так сказать уже во «Всемирную бахиану», а при прочих равных условиях, даже с выходом хомо креадос на завтрашнее или послезавтрашнее абсолютно-полное понимание философии полифонического искусства неповторимого мастера. Уверена, и в том, что данный феномен верняк заставит человечество вспомнить о когда-то общих родителях, ином — многом совместном и поможет глубже осознать суть семью нотами наподсказанного Создателем, что жизнь дается единожды, окончательно и бесповоротно, значит следует всемерно пестовать ее и всячески ускорять пришествие того великого течения времени, когда усилиями Человека будущего, вооруженного искусством вообще и музыкальным в частности, для каждого смертного настанет ему представляемая счастливая пора…

Информационная база определена из известных первоисточников о жизни и творчестве кантора церкви и школы св. Фомы, анализа его струнного сонатно-партитно-сюитного «хозяйства» (и не только — авт.), из трудов, созданных видными музыкологами, учеными истории, философии, а также из специальных трудов по истории классической гитары, истории других щипковых, смычковых инструментов, всего, что имеет, или может иметь самое непосредственное отношение к сложнейшему феномену «Гитарной бахианы», в увязке с понятием нерукотворности всего баховского.

Предлежащий труд предстает началом пути к горизонту, где на стыке неба с Матушкой, основным тезисом предстает сложнейшая расшифровка двухсловной, на первый взгляд будто коротенькой тирады — «Гитарная бахиана», до которой обязательно надо дойти — добраться! С начала же этого увертюрного марша, мной положен непочатый труд, чтобы сделать настоятельную попытку, серьезный задел философии состоящей из двух феноменов: великой полифонии кантора и не менее великого инструмента, кстати, находящихся в теснейшей дружбе со многими народами нашей планеты, независимо от цвета кожи или лингвистических тональностей.

Трудиться для спайки двух феноменов — это великая честь, огромное счастье! Нет, не ради их славы, у них славы — «выше крыши», а для выведения еще оставшихся «белых пятен» в обоих направлениях, с итогом, чтобы наши славные более молодые коллеги, знали больше нашего и в творчестве уходили дальше нашего. А то все топчемся — топчемся, все ищем — ищем и не замечаем проклятых пятен, которых в жизни, возле нас — «воз и маленькая тележка», да и еще которые нахально цепляются за наши с вами джинсы…

Удивительна выдумка Всевышнего, которая свято направлена на благо людей, на благо человека — не дать индивиду загодя познать время наступления финальной части личной симфонии. Поэтому многим видится, что жизнь если не вечна, то едва ли не бесконечна… Думаю, подобное происходило и с нашим кантором. Создавая сложнейшую музыку все в голове гудевшее в спешке заносил на нотоносец, а «второстепенно-оформительское» держал в памяти, с надеждой на всегдашнее пресловуто-нашенское «после», мол «одолжил, спасибо, появится возможность, верну!»

Видимо и нашему милому кантору казалось, что жизнь если не вечна, то уж долговечна. Однако нет, все получилось как всегда, с неожиданным явлением из — за угла треклятой «Костлявой с косой», которая не оставила и мизерного шанса сочинителю «дорисовать» начатое, ему же принадлежащее.

Действительно, разве не достаточно даже беглого взгляда на выше иллюстрированное факсимиле виолончельной сюиты, чтобы убедиться насколько «тяжеловаты» для чтения, после, для исполнения подобные нотозаписи? Здесь трудно понять, определить точно, где начинаются и где заканчиваются лиги, почему отсутствуют указатели ритма, темпа, агонические и динамические нюансы, почему нет наметок на аппликатуру, нет того — другого, столь привычного и необходимого концертанту, педагогу, увлеченному транскрипцией индивиду.

Его высочество время весьма несправедливо распорядилось с творчеством кантора, который создал около 1000 первостатейных шедевров, откуда, следуя истории, примерно треть рукописей растворились в житейской повседневности. Сложности, например, с авторством возникли с того, что кантор (частично уже отмечала — авт.) был большим любителем транскрипции талантливых произведений «стоящих коллег», музыку которых с большим удовольствием перекладывал для органа и собственной рукой переписывал начисто. Далее, подле крутились такие «совестливые» коллеги — пираты, которые на «авось сгодится» были рады втихаря «скачать» произведение и проставить свои факсимиле. Подобным занимались и некоторые нечестивые ученики, желающие попытать счастье и создать похожее, канторовскому. Черные дела пиратства облегчались и тем, что произведения эти нигде официально не исполнялись, не афишировались, не издавались, никак и никем не были защищены… Вот так, все эти и подобные «джемы» и «ералаши», сопутствующие судьбу великого кантора, заставили патриотически-настроенных биографов, историков, чуть ли не веками разбираться с «баховской интригой» и тем самым способствовали запозданию восприятия народами земли великой канторовской церковной полифонии.