И Грачева - Соперницы прекрасной Натали

Масленицу 1834 года княгиня Долгорукова провела в Петербурге и получила специальное приглашение на дворцовый бал в Концертном зале. Дядя Ольги, петербургский почт-директор К. Я. Булгаков в письме ее отцу 26 февраля 1834 года отмечал, что это «милость особенная». Ольга на балу имела необычайный успех, затмив всех петербургских красавиц, от кавалеров не было отбоя, она «танцевала беспрестанно, за ужином сидела возле государя». Пушкин присутствовал на этом вечере и был свидетелем торжества своей московской знакомой. Еще месяц назад, 26 января 1834 года, мать Пушкина писала дочери — О. С. Павлищевой, что на вечере в доме Бобринских Наталья Николаевна удостоилась чести сидеть за столом рядом с императором Николаем. Но как только явилась блистательная княгиня Долгорукова, она стала единственной владычицей царского сердца. К. Я. Булгаков 3 марта 1834 года сообщал брату, что на празднике в доме Волконского за ужином Ольга «опять сидела между государем и великим князем».

Брат царя, великий князь Михаил Павлович, относился к молодой княгине запросто, словно к человеку, близкому их домашнему кругу, и заезжал к ней, когда хотелось. Из письма К. Я. Булгакова 12 марта 1834 года узнаем: «Великий князь в субботу пил чай у Ольги и изволил пробыть от 8 до 11 часов». В 1836 году Ольга путешествовала за границей, и сестра Андрея Карамзина Софья писала ему: «Предсказывают, что в баденском уединении ты влюбишься в княгиню Долгорукову, — она обольстительница известная». Но в то же время Ольга с присущим ей тактом сумела поставить себя так, что не потеряла ни уважения общества, ни симпатий друзей дома.

Судьба Оленьки в свете — лишь один из многочисленных подобных эпизодов, характеризующих нравы двора. Так, дневник Пушкина 1834 года открывается записью о драме флигель-адъютанта С. Д. Безобразова, который после свадьбы узнал о связи своей жены, бывшей фрейлины, с царем и сгоряча хотел было убить обоих. В обществе это восприняли как «сумасшествие», нисколько не сочувствуя чересчур щепетильному супругу.

Пушкина тревожило, что восхождение Натальи Николаевны по лестнице придворного успеха слишком напоминает историю Оленьки Булгаковой. Царь также отметил ее на одном из маскарадов, устроенных князем-сводней П. М. Волконским. Мать Пушкина в письме дочери Ольге 16 марта 1833 года писала, что их Наташа на маскараде «имела большой успех. Император и императрица подошли к ней и сделали ей комплимент по поводу ее костюма…» Царь начал оказывать ей особенное внимание. В качестве исключительной милости ее приглашали на вечера в Аничков дворец, куда муж ее до получения камер-юнкерского звания доступа не имел. Сестры Натали, обычные провинциальные барышни, стали фрейлинами, точно так же, как с началом возвышения Оленьки ее сестра Екатерина получила фрейлинский вензель.

Слыла красавицей и Анна Михайловна Энгельгардт (урожденная Белкина). Неизвестный художник. Конец 1820-х годов.

«Не кокетничай с царем», — обеспокоенно предупреждал Пушкин в письме 11 мая 1833 года жену, с наивным тщеславием радовавшуюся царским ухаживаниям. А в светских кругах уже делали определенные выводы. Посланник Геккерн настоятельно советовал Ж. Дантесу держаться подальше от Натали, видимо, опасаясь не столько ревности супруга, сколько монаршего гнева. Недаром Дантес в письме Геккерну 6 марта 1836 года вспоминал: «Ты … написал, будто до меня она хотела принести свою честь в жертву другому». И обещал, что выполнит совет наставника: «Я принял решение пожертвовать этой женщиной ради тебя … Я ни мгновения не колебался; с той же минуты я полностью изменил свое поведение с нею: я избегал встреч так же старательно, как прежде искал их; я говорил с нею со всем безразличием, на какое был способен … На сей раз, слава Богу, я победил себя». Трудно судить: то ли Натали была настолько привлекательна, что Дантес не сдержал своего обещания; то ли ей не захотелось расстаться с обаятельным и веселым поклонником… Недаром Дантес в письме 6 марта 1836 года с горечью говорил: «Желай она, чтобы от нее отказались, она повела бы себя по-иному». А в письме 6 ноября, с трудом избежав дуэли с Пушкиным, с недоумением высказывался о поведении «жеманницы»: «Это большая неосторожность либо безумие, чего я к тому же не понимаю, как и того, какова была ее цель».

Странные поступки Натали отмечает и Софья Карамзина в письме брату 29 декабря 1836 года: «Она же, со своей стороны, ведет себя не очень прямодушно: в присутствии мужа делает вид, что не кланяется с Дантесом и даже не смотрит на него, а когда мужа нет, опять принимается за прежнее кокетство…»