Даниэль Клугер - Баскервильская мистерия

А вот как воспринимается его лекция перед слушателями полицейских курсов: «Инспектор рассуждал как ненормальный и тем не менее, покорил свою аудиторию…» Кстати говоря, интересен и предмет его выступления, вернее, тот образ, который венчает лекцию: «Он сказал, что преступление всегда оставляет след в подсознании свидетелей и близких жертвы, отражается в них, как в зеркалах, нужно только суметь найти убийцу в уголке такого зеркального лабиринта ». Этот образ сопровождает все события романа, временами, с раздражающей навязчивостью: «Каждый элемент расследования есть зеркало. А убийца скрывается где-нибудь в мертвой зоне… Убийца строил свои жуткие мизансцены так, чтобы сначала было видно отражение тела и лишь потом — оно само», и т. д.

Образ зеркального лабиринта, образ системы отражений, двойников, важен для «Пурпурных рек» не только тем, что преступник обращается к сыщику с помощью зеркальных отражений. Тема лабиринта перетекает в тему двойников, близнецов. Поистине удивительная, причудливая игра: преступник (вернее, преступница), сопровождаемая сестрой-близнецом, похожей на нее как две капли воды. Пара жертв — столь же преступных, что и те, кто их выследил и убил, в сущности, тоже близнецы — если «принцип дополнительности» рассматривать как одну из форм двойничества: тут явные черты инфернальности распределены между ними. Один убитый — «мозг» преступления, зацикленный на идеалах нацистского «нового человека», мечтающий остановить процесс вырождения интеллектуальной элиты совершенно криминальным путем: проведением безумных генетических опытов, похищением и подменой младенцев и прочим. Не зря над многими сценами витает незримая тень нацизма — имена фюрера и Лени фон Рифеншталь, воспоминания о ее знаменитом фильме «Триумф воли» появляются на страницах «Пурпурных рек» не раз и не два: «Это кадры из фильма Лени Рифеншталь, снятого на Олимпийских играх 1936 года в Берлине… Реми (один из погибших — Д.К. ) утверждал, что эти Игры были ближе всего по духу к играм древней Олимпии, так как основывались на союзе тела и духа… Его завораживало слияние идеи и силы…»

Его двойник-партнер-сообщник — странное существо, слабоумный с патологической любовью к крысам, которым он дает человеческие имена, которых хоронит в специальных гробиках. Если вспомнить о том, что крысы — разносчики чумы, а что (или кого) называли и называют «коричневой чумой», достаточно хорошо известно читателям, то образ «повелителя крыс» выглядит расшифровкой безумных идей «первой половинки» этой пары.

И еще один двойник, двойник сыщика: «На рассвете того же дня в двухстах пятидесяти километрах от места действия полицейский офицер Карим Абдуф заканчивал чтение диссертации по криминологии.» Выходец из Магриба Карим начинал свой путь наверх так же, как его антагонист, а затем — партнер — путь вниз. Если полицейский комиссар постепенно превратился в волка-убийцу, то молодой араб из обитателей преступного дна поднялся до статуса вершителя правосудия — и не только формально, но и психологически. «Юный араб рос и переставал узнавать свой город. Грозная волна насилия вздымалась с его криминального дна… И он сделал свой выбор. Начав с кражи автомагнитол и угона машин, он… завоевал определенную финансовую независимость…» Но при этом «он знал, что удача рано или поздно отвернется от него. И тогда его вдруг осенило: он станет полицейским. Останется в темном мире преступлений, но уже под охраной законов, которые глубоко презирает, и государства, которое ненавидит всеми силами души…»

Словом, некий причудливый танец-игра, «танго втроем», где равно греховны (вернее, преступны; в идеологии детектива грех и преступление нетождественны) все действующие лица. Потому и погибают они, олицетворяя страхи разных стадий существования общества, постепенно: сначала безумные последователи фюрера с их маниакальной верой в научную магию; затем настигшие их убийцы — на самом деле столь же безумные, разделившие одно «Я» на двоих (одна сестра — альпинистка, всю жизнь проводящая среди ослепительно-белых вершин, другая — живущая под покровом ночи, ожившая покойница, то ли девочка, то ли мальчик, очень близко стоящая к привидениям комиссарова леса… А следом погибает и преследователь.

Но тут Гранжье отдал дань то ли традиции классического детектива, которую он сам же разрушал последовательно и неумолимо, то ли очередной моде современных европейских интеллектуалов, которая, в свою очередь, вполне согласуется с давней культурной традицией. Комиссар Ньеман раскрывает преступление и погибает. Волк гибнет, потому что он сам — хищник, преступник, возмездие (по законам жанра) настигает его, смерть среди белоснежных ледников неизбежна и воспринимается читателем как заслуженная кара за убийство, совершенное этим хищником в начале романа. Порождение обезумевшего, впавшего в маразм мира, утратившего чувство реальности, ищущего спасения в возрождении нацизма, он не может остаться в живых. Комиссар Ньеман не только воплощение надежд, сколько еще один образ страха перед агрессивным безумием.