Сергей Аверинцев - О перспективах христианства в Европе - попытка ориентации

Раб ленивый и лукавый не успел подготовить ничего на собственно афанасьевскую тему. Может быть, под конец удастся сказать совсем несколько слов поближе к теме. С вашего разрешения, я прочту доклад, который делал уже однажды в Клингентале, — о перспективах христианства в Европе.

Я “не пророк и не сын пророка”; говорить о будущем мне очень трудно; это так — попытка слепца на ощупь найти какую-то ориентацию в пространстве. О Европе я говорю, во-первых, потому, что такова была клингентальская тема, и во-вторых, потому, что, кроме Европы, я ничего не знаю, и никогда в жизни океана не пересекал; Азию я тоже не знаю.

Мне более всего хотелось бы, рассуждая о перспективах христианства, уберечься от двух симметрически противолежащих глупостей — от Сциллы оптимизма и от Харибды пессимизма. Пессимистами нам, христианам, не позволительно быть постольку, поскольку мы из опыта знаем, что наш Бог, вопреки всем идеологам и даже теологам смерти Бога, есть Бог живой и Бог живых, что против общности тех, кто остаетс верным до конца, врата адовы вправду бессильны, и, наконец, что Провидение и сегодня, как всегда, находит путь наиболее неожиданный, наиболее непредставимый и для человеков, и для бесов. Тактика Бога такова — как история, так и пережитое каждым из нас лично учат нас, — что она всех застает врасплох. Не это ли свойство Провидения, посрамляющее все расчеты прогнозистов, описывают загадочные слова псалмопевца о смехе Бога над замыслами царей земли: “Живущий на Небесах посмеется, Господь поругается им”? Поскольку вышесказанное вне спора, пессимизм есть бессмыслица. Поскольку же все, решительно все остальное в высшей степени проблематично, оптимизм есть ложь. “Человек, — как давно сказал Шиллер, — обречен в веке сем сбиваться с пути, пока он верит в золотое время, когда победит доброе и благородное. Доброе и благородное ведет вековечную тяжбу, и противник никогда ему не уступит”. Подлинная христианская надежда, на языке западного христианства — “теологическая добродетель”, воспетая Шарлем Пеги “Ladeuxi и mevertue”, “надежда сверх надежды”, по слову апостола Павла (Рим 4: 18), невозможная, единственная, которая еще никого не обманула, — она-то по самой своей сути глубоко чужда и оптимизму, и пессимизму. Христианин, достойный этого имени, должен быть способен радостно идти навстречу неизвестности, навстречу крушению любых земных надежд, не ожидая от мира сего никаких гарантий. Будущее надежды иное, чем будущее футурологов. Мысли Божьи, учит нас Писание, — не наши мысли.

Было время, чуть меньше двух столетий тому назад, когда такой романтический мыслитель, как Новалис, мог озаглавить свой знаменитый фрагмент “Христианский мир, или Европа” (“Christenheit,oderEuropa”). Разумеется, и тогда, как раз на исходе столетия Вольтера и Дидро, после опыта якобинской политики “дехристианизации”, опыта, неведомого со времен Диоклетиана, заглавие это уже отдавало стариной, как оно и приличествует романтикам. И все же оно оставалось тогда, двести лет назад, в пределах возможного. Где же мы сегодня? Архиевропейское, всеевропейское, к сожалению, не очень переводимое на русский язык понятие “христианского мира”, латинское christianitas, английское christendom,немецкое christenheit,французское chretient>й, засвидетельствованное, как известно, уже в “Песне о Роланде”, это ключевое понятие, созданное средневековым образом мыслей, все еще значимое для реальности раннего Нового времени, стало для нас очень далеким.

Сегодн по всему миру, на всех континентах, в самых разнообразных и экзотических регионах можно разыскать христиан, подчас даже и христиан православных. И иногда вера наших новообращенных братьев кажется более свежей, более живой, чем у их единоверцев в старой Европе. Да, христиане есть повсюду, но по большей части на правах меньшинства, достаточно часто — меньшинства угрожаемого, поставленного под удар. Такое уже пришлось повидать европейским странам, начиная с нашей или начиная с Франции якобинцев. В старых городах Запада, над базиликами, чтимыми из рода в род, горделиво возносятся корпуса деловых строений, а иногда новенькие мечети. Отпрыски многих поколений христианских предков, продолжая оставатьс номинальными христианами, принадлежащими к тому или иному вероисповеданию, или, наоборот, именуясь агностиками либо атеистами, на деле с равным рвением служат культу радикально-секуляристского духа времени, чьи главные ценности, как известно, — efficiency,такая деловая ловкость, и permissiuness, вседозволенность, а в качестве эрзаца “для тайны” — возможно, астрология или еще что-нибудь в этом роде.