Ольга Глазунова - Иосиф Бродский - Американский дневник

Глубоко интимный характер поэзии Бродского, особенно в американский период его творчества, подтверждается и тем фактом, что поэт практически не заботился о том, чтобы его стихи издавались: "Напечатают — хорошо, не напечатают тоже неплохо. Прочтет следующее поколение. Мне это совершенно все равно. Почти все равно" [28] Бродский И. Идеальный собеседник поэту — не человек, а ангел: (Интервью Дж. Буттафава) // Там же. С. 279. . Учитывая то, что одной из главных причин отъезда Бродского из Советского Союза стала невозможность печататься, безразличие поэта к судьбе его стихов на Западе не может не настораживать.

Вероятно, поэтому поэзия Бродского воспринимается с таким трудом, почти как стенограмма, расшифровать которую человеку непосвященному очень трудно. По сути, это работа поэта с языком, который в отсутствии читателей и друзей на долгие годы стал единственным партнером и соучастником его творчества, это дневник, строка за строкой отражающий жизнь в условиях эмиграции. И если мы действительно хотим понять, что произошло с Бродским после его отъезда из России, мы должны отрешиться от сложившихся стереотипов и сосредоточиться на исследовании его творчества, слово за словом, фраза за фразой постигая мысли и чувства поэта.

Читать любой дневник надо вдумчиво, не спеша, обращая внимания на язык и подтекст, расшифровывая пропуски и сокращения, постигая сначала общее настроение и только затем смысл сказанного. Так как ни один дневник не может рассматриваться без сопоставления с реальными событиями, время от времени мы будем обращаться к фактам биографическим.

4 июня 1972 года самолет с Иосифом Бродским на борту приземлился в Вене. В аэропорту его встретил Карл Проффер — известный ученый-славист, основатель американского издательства "Ардис". Бродский вспоминает об этом в интервью, данном Свену Биркертсу в декабре 1979 года: "Как только я к нему подошел, он спросил: "Ну, Иосиф, куда ты хотел бы поехать?" Я сказал: "О Господи, понятия не имею". И это была истинная правда. <.> И тогда он спросил: "А как ты смотришь на то, чтобы поработать в Мичиганском университете?" У меня были уже другие предложения — из Лондона, кажется, из Сорбонны. Но я подумал: "В моей жизни наступила перемена, так уж пусть это будет большая перемена!"" [29] Бродский И. Искусство поэзии: (Интервью С. Биркертсу) // Там же. С. 88.89. .

Так Бродский оказался в Америке. К 1972 году относятся "Бабочка", "Набросок", "Одиссей Телемаку", "Песня невинности, она же опыта", "Похороны Бобо" и другие стихотворения. Наверное, самым загадочным в этом списке является стихотворение Бродского "Похороны Бобо".

В переводе Карла Проффера на английский язык "Похороны Бобо" датированы январем. мартом 1972 года, то есть закончил его Бродский за два месяца до отъезда. Кто же такая Бобо, с которой он прощается в стихотворении? Ее образ — веселый, легкомысленный и прекрасный, как у Пушкина в "Евгении Онегине": "За ним строй рюмок узких, длинных, Подобно талии твоей, Зизи, кристалл души моей, Предмет стихов моих невинных, Любви приманчивый фиал, Ты, от кого я пьян бывал!". Зизи, Бобо, Кики или Заза — имена, которыми в прошлом веке на французский лад называли подружек юности. Можно предположить, что Бродский прощается с одной из них. Но в стихотворении не чувствуется тех переживаний, которые обычно сопровождают смерть, даже если это смерть не очень близкого человека: "Бобо мертва. Кончается среда"; "Бобо мертва, и в этой строчке грусть"; "Бобо мертва. Вот чувство, дележу / доступное, но скользкое, как мыло". Трудно представить, что Бобо в стихотвоернии Бродского — это реальная женщина. Скорее всего, этот образ соотносится с Музой поэта, вдохновительницей его юношеских стихов.

На неодушевленность Бобо указывает тот факт, что нет необходимости снимать шапку, узнав о ее смерти, и то, что, в представлении поэта, этот образ может быть содержимым жестянки — этаким своеобразным творческим капиталом. Бобо мертва, но шапки недолой. Чем объяснить, что утешаться нечем. Мы не проколем бабочку иглой Адмиралтейства — только изувечим. Квадраты окон, сколько ни смотри по сторонам. И в качестве ответа на "Что стряслось?" пустую изнутри открой жестянку: "Видимо, вот это".

Бобо мертва, но автор не видит в этом особой трагедии: "шапки недолой". Второе предложение формально является вопросительным с вопросительным словом "чем". Но отсутствие вопросительного знака в конце в то же время соотносит его с утвердительным сложноподчиненным предложением: "Нечем объяснить то, что утешаться нечем… Ничего не осталось в жизни, что могло бы вдохновить поэта: после смерти Бобо образовалась пустота, которая пока ничем не заполнена.