Питер Найт - Культура заговора - От убийства Кеннеди до «секретных материалов»

Сам по себе термин «конспирологическая теория» часто звучит уже как оскорбление, обвинение в плоском, твердолобом мышлении на грани умственного расстройства. Стоит какую-нибудь концепцию назвать конспирологической, как дискуссия на этом зачастую и заканчивается. И все же одна из задач настоящего исследования заключается в том, чтобы проследить, как и почему отдельные представления об исторических событиях и повседневной жизни становятся конспирологическими теориями и переходят в разряд параноидальных, тогда как другие — нет. Вместо того чтобы подходить к конспирологии с золотым стандартом рациональности, которой им будет зачастую не хватать, целесообразнее попытаться понять, как они работают в качестве едва сформулированных подозрений по поводу того, кто контролирует ход событий в мире, где все становится взаимосвязанным. В отличие от ограниченных определений теории заговора, которых придерживается большинство комментаторов, в этой книге рассматривается широкий спектр представлений о конспирологических теориях, начиная с тщательно разработанных теорий до нестойких подозрений о каких-то тайных силах. Некоторые из этих форм повседневной конспирологии едва ли относятся к теориям заговора в их традиционном понимании. Заданного набора признаков, по которым можно установить принадлежность какой-либо точки зрения к конспирологической теории, не существует, так что во многих случаях какие-то взгляды становятся конспирологическими лишь на том основании, что от них отказались. На самом деле одним из важнейших сдвигов в функции и формате конспирологического мышления за последние десятилетия стал переход от целенаправленного продвижения отдельных демонологических концепций к более изменчивой и противоречивой риторике паранойи, пронизывающей всю повседневную жизнь и культуру. [25] В соответствии с этим сдвигом к более свободной и неопределенной форме культуры заговора в настоящем исследовании поочередно используются различные термины для описания этого явления, чтобы не ограничивать определение заранее: язык конспирологии, дискурс заговора, диетрологические предположения, риторика паранойи и т. п. Хотя я и не согласен с психологизирующими допущениями, стоящими за использованием термина «параноидальный» критиками, такими как Пайпс и Хофштадтер, под словом «паранойя» я подразумеваю не элемент специальной (или даже метафорической) терминологии психоанализа, а отражение повседневного использования, которое нередко означает всего лишь «склонный верить в заговоры».

В ряде дискуссий конспирологические теории осуждаются не только априори или по теоретическим соображениям, но и на основе фактов. Сторонники этого подхода объясняют, что параноидальное мышление так опасно привлекательно потому, что в нем присутствуют все ловушки самой настоящей научной работы (не в последнюю очередь обилие сносок), но вместе с тем напрочь отсутствуют научная строгость и достоверность. Так, Шоуолтер предупреждает, что соблазн параноидального мышления подрывает «уважение к доказательству и истине». [26] Showalter. Hystories, 206. Пайпс доходит до того, что, стремясь строго разграничить подлинную научность и псевдонаучность конспирологических теорий, в своей библиографии пишет названия всего, что относится к последним, с маленькой буквы, что иногда приводит к странным результатам. Так, он считает, что марксизм подкрепляется теорией о капиталистах, участвующих в заговоре против рабочего класса или, согласно более поздним версиям, против третьего мира. Поэтому работа Иммануила Валлерстайна по теории мировых систем набрана у Пайпса тем же шрифтом, что и «Протоколы сионских мудрецов».

Хотя настойчивое стремление Пайпса следить за четким разделением допустимого и параноидального доходит до крайности (можно даже сказать до параноидальной крайности), многие другие авторы точно так же стараются не просто анализировать и критиковать, но и исправлять заблуждения параноидального мышления. В своем анализе вспышек истерии Шоуолтер старается выявить ошибочные толкования, бытующие в медицинской литературе и подхваченные больными, страдающими синдромом хронической усталости, а также фактические неточности, распространяемые сторонниками существования «синдрома войны в Заливе». Но попытка Шоуолтер отрицать синдромы была плохо воспринята обеими группами. Точно так же Пайпс посвящает внушительную часть своей книги рассказу о том, Что Было На Самом Деле, скажем, во время русской революции, чтобы показать, что марксизм-ленинизм основывается на параноидальном мировоззрении. Порой «Заговор» Пайпса и «Политическая паранойя» Робинса и Поста читаются как учебники по истории, в которых содержатся краткие обзоры событий с XIV века до наших дней. Это стремление переписывать историю современного мира в духе справочного пособия для начинающих достигает своего причудливого апогея в работе Грегори Кэмпа «Торгуя страхом: Теории заговора и паранойя последних дней». Эта книга отражает попытку религиозного ученого одновременно представить и анатомию и опровержение современного конспирологического мышления правых христиан, и большую часть этих 288 страниц занимает сокращенное изложение американской истории от революции до речей президента Буша о «новом мировом порядке». [27] Gregory S. Camp. Selling Fear: Conspiracy Theories and End-Times Paranoia (Grand Rapids, MI: Baker Books, 1997). Этого подхода придерживается и Paul Т. Coughlin. Secrets, Plots and Hidden Agendas: What You Don’t Know About Conspiracy Theories (Downers Grove, IL: InterVarsity Press, 1999).