Мортимер Адлер - Как читать книги. Руководство по чтению великих произведений

Основатели США читали немало книг по античной истории. Из греческих и римских трудов они черпали множество политических примеров. Читали «Сравнительные жизнеописания» Плутарха и «Историю Пелопоннесской войны» Фукидида — о войне между Спартой и Афинами и их союзниками. Изучали судьбы различных греческих федераций в надежде найти там что-то ценное для своих замыслов. Основатели не только хорошо знали историю развития политической мысли — они учились мастерству и у древних ораторов. Поэтому их политическая агитация не только принесла плоды в нужное время, но и по сей день остается удивительно эффективной. За исключением Линкольна (который очень качественно прочел несколько великих книг), среднестатистический американский политический деятель более поздних лет, как правило, не слишком хорошо умеет писать и говорить.

Путь исследования ведет нас дальше. Писатели восемнадцатого века, в свою очередь, испытали на себе влияние непосредственных предшественников в эволюции политической мысли. «Левиафан» Томаса Гоббса и политические трактаты Спинозы затрагивают те же проблемы правления — формирование общества по социальному договору, правомерность монархии, олигархии и демократии, право на восстание против тирании. Локк, Спиноза и Гоббс в каком-то смысле беседуют между собой. Локк и Спиноза читали Гоббса. Помимо этого Спиноза, конечно же, хорошо знаком с «Государем» Макиавелли, а Локк постоянно ссылается на «здравомыслие Хукера» и цитирует его высказывания. Я имею в виду того самого Ричарда Хукера, который в конце шестнадцатого века стал автором книги о церковном правлении, и чью биографию написал «рыболов» Исаак Уолтон [52].

Я упомянул Хукера — хотя его труды не попали в списки «Великих книг» и «Преддверия», — поскольку он лучше своих потомков читал античных авторов, особенно «Этику» [53]и «Политику» Аристотеля. Безусловно, он понял их более глубоко, чем Томас Гоббс, судя по ссылкам в книге последнего. Влияние идей Хукера на мировоззрение Локка отчасти объясняет расхождение между Локком и Гоббсом по многим политическим вопросам.

Хукер, последователем которого является Локк, не признавал теорию божественного права монархов. Мэдисон и Джефферсон были знакомы с его взглядами. Благодаря его трудам они обратили внимание и на другие книги. Хукер изучал великие средневековые тексты по политической теории, особенно сочинения Фомы Аквинского, который поддерживал идеи народного суверенитета и естественных прав человека.

Таким образом, дискуссия о современных политических проблемах расширяется, вбирая в себя всю историю европейской политической мысли. Если мы обратимся к Конституции и трудам семьдесят шестого года [54], то неизбежно пойдем еще дальше в глубь веков, ведь каждый писатель обязательно был еще и читателем. Мы почти ничего не упустили. Если сюда добавить «Республику» и «Законы» Платона, которые читал и комментировал Аристотель, а также «Республику» и «Законы» Цицерона, высоко ценимые древнеримскими юристами, что, в свою очередь, повлияло на развитие права в средневековой Европе, то охвачены будут почти все великие политические книги.

Но все же это не совсем так. Вернувшись к предыдущей теме, мы обнаружим несколько важных упущений. Представьте, что среди нас оказался бывший нацист и что он цитирует «Майн Кампф». Поскольку неизвестно, читал ли Гитлер великие книги, более вероятно, что на этот след нас выведут политические речи Муссолини. Мы помним, что Муссолини когда-то был социалистом. Проследив эту линию и все ее ответвления, мы неизбежно обнаружим другие книги.

Например, двигаясь по этому пути, мы выйдем на «Философию истории» и «Философию права» Гегеля, в которых обнаружим обоснование государственного абсолютизма и обожествление института государства. Также в своем поиске мы откроем сочинение Карлейля «Герои, почитание героев и героическое в истории», где найдем теорию о сверхчеловеке, для которого не существует канонов добра и зла, и теорию о целесообразности применения силы как последнего аргумента. А за спинами Гегеля и Карлейля — при непосредственной поддержке Шопенгауэра — мы увидим величайшего из немецких мыслителей, Иммануила Канта. Любой, кто читал его «Науку о праве», может лично убедиться, что Кант не должен нести ответственность за мировоззрение некоторых из своих последователей.

Итак, за нашим столом собирается все больше интересных собеседников. В их числе вполне мог бы оказаться и какой-нибудь коммунист из числа сторонников Хрущева или Сталина — ведь у обоих была одна и та же священная книга. Скорее всего, уже в начале разговора всплыло бы имя Карла Маркса. Все вспомнили бы его великое произведение «Капитал», хотя никто его не читал, даже упомянутый нами коммунист. Но если прочесть «Капитал» или другую революционную литературу, там обнаружится нить, которая приведет нас, с одной стороны, снова к Гегелю — отправной точке коммунизма и фашизма, — а с другой — к великим английским и французским теоретикам экономики и социологии. Например, к тому же «Исследованию о природе и причинах богатства народов» Адама Смита, «Опыту о законе народонаселения» Мальтуса и «Истории цивилизации в Европе» Гизо.