Виктор Тэрнер - Символ и ритуал

«Развитие религиозных идей является столь сложным процессом, что может навсегда остаться без вполне удовлетворительного объяснения. Религия в столь широкой мере связана с воображением и эмоциональной природой человека, следовательно, столь неопределенными элементами знания, что все примитивные религии оказываются странными и до известной степени непонятными» (цит. по: Льюис Г. Морган. Древнее общество. Л., 1934, с. 6).

Вторая цитата представляет собой выдержку из ученого труда М. Дирдорффа, посвященного религии индейца по имени Красивый Пруд [11]. Моргановская оценка синкретического евангелия Красивого Пруда в его книге «Лига ходеносауни, или ирокезов» основана на записях юного Эли С. Паркера (индейца племени сенека, который впоследствии стал военным секретарем генерала Улисса С. Гранта), содержащих тексты и переводы сказаний «Благой Вести», как их передавал внук Красивого Пруда в Тонаванде. Согласно Дирдорффу, «Морган в точности повторял записи Эли, когда приводил высказывания внука пророка, Джимми Джонсона, однако он далеко отходил от Эли, когда тот пытался истолковать эти высказывания или сопровождающий их церемониал» ([11, с. 98]; см. также [21, с. 151–157]).

Переписка между Морганом и Паркером показывает, что, если бы Морган более внимательно прислушался к Эли, он мог бы уберечься от критики, которой подвергли сенека его книгу: «В том, что он говорит, нет ничего неверного, но в этом нет и истины. Он просто не понимает, о чем говорит». Но что же на самом деле имели в виду сенека своими странными замечаниями в адрес моргановского труда, посвященного скорее религиозным, чем политическим аспектам ирокезской культуры? По моему мнению, замечания сенека относятся к моргановскому неверию в «воображаемое и эмоциональное», к его отказу признать, что у религии есть важный рациональный аспект, и к его убеждению, что представляющееся для «развитого» сознания ученого XIX в. «странным» — ipso facto [11]«непонятно». Они, кроме того, подозревали в нем нежелание и даже неспособность к такому сочувственному исследованию религиозной жизни ирокезов, к такой попытке, глубокого проникновения, которую Чарлз Хокетт назвал «взглядом изнутри» чужой культуры, позволяющим связно объяснить многие из, казалось бы, причудливых компонентов этой культуры и их взаимоотношения. В самом деле, Моргану следовало бы тщательно взвесить слова Бахофена из письма к нему:

«Немецкие ученые предлагают объяснять старину, исходя из распространенных идей нынешнего времени. Но в воссоздании прошлого они видят лишь себя. Проникновение в структуру мышления, отличного от нашего, — тяжелейшая задача». По поводу данного высказывания проф. Эванс-Притчард недавно заметил: «Это поистине тяжелейшая задача, в особенности когда мы имеем дело с такими трудными вещами, как примитивная магия и религия, потому что, когда переводишь понятия более простых народов на язык нашей терминологии, нет ничего проще, как трансплантировать этим народам наши мысли» [20, с. 109]. К этому я бы еще добавил в качестве оговорки, что в делах религии, так же как и искусства, нет «более простых» народов, а есть народы с более простой — по сравнению с нашей — техникой. «Воображаемая» и «эмоциональная» жизнь человека всегда и везде богата и сложна. В мою задачу входит показать, в частности, какой богатой и сложной может быть символика племенного ритуала. Не вполне корректно также говорить о «структуре мышления, отличного от нашего». Здесь дело не в различных познавательных структурах, а в идентичной познавательной структуре, отражающей широкое разнообразие культурного опыта.

С развитием клинической глубинной психологии, с одной стороны, и профессиональной полевой антропологии — с другой, многое из того, что Морган относил к «воображаемой и эмоциональной природе», стало рассматриваться с уважением и вниманием и исследоваться с научной строгостью. В фантазиях невротиков, в двусмысленности сновидений, в остроумии и каламбурах, в загадочных высказываниях психотиков Фрейд нашел ключи к структуре нормальной психе. Изучая мифы и ритуалы бесписьменных обществ, Леви-Стросс обнаружил, по его утверждению, в их основных интеллектуальных структурах те же самые свойства, которыми отличаются системы ряда современных философов. И многие другие ученые, будучи абсолютными рационалистами, уже со времен Моргана считали вполне достойным посвятить целые десятилетия своей профессиональной деятельности изучению религии. Достаточно назвать Тэйлора, Робертсона Смита, Фрэзера и Герберта Спенсера; Дюркгейма, Мосса, Леви-Брюля, Юбера и Герца; ван Геннепа, Вундта и Макса Вебера. Полевые исследователи-антропологи, включая Боаса и Лоуи, Малиновского и Рэдклифф-Брауна, Гриоля и Дитерлен, а также легионы их сотрудников и учеников проделали колоссальную работу по изучению дописьменного ритуала, ведя тщательные и точные наблюдения над сотнями церемоний и бережно записывая на местных языках тексты мифов и молитв со слов религиозных специалистов.