Игорь Сухих - Литература - путь к Золотому веку

Из описания специфики русского языка выросла другая норма — стилистическая . В “Предисловии о пользе книг церковных в российском языке” (1757) была представлена теория трех штилей (стилей), оказавшая огромное влияние на литературу ХVIII века. Ломоносов не придумал эту оценочную шкалу, о трех разных стилях говорили и античные ораторы, и теоретики французского классицизма. Но он совершил не менее важное: приспособил эту теорию к особенностям развития русского языка, наполнил ее конкретным содержанием, показал, из какой “материи” можно создавать тексты, относящиеся к разным стилям. Критерием разграничения стилей стала для Ломоносова церковнославянская лексика, употреблявшаяся в специальных, небытовых ситуациях (молитва, чтение церковных книг) и потому имеющая возвышенный характер.

Ломоносов разделил словарный состав современного языка на три рода (группы).

Общеславянская лексика. Слова, “которые у древних славян и ныне у россиян общеупотребительны, например: бог, слава, рука, ныне, почитаю”.

Церковнославянская лексика , вышедшая из активного употребления, однако еще понятная современному человеку. Слова, “кои, хотя обще употребляются мало, а особливо в разговорах, однако всем грамотным людям вразумительны, например: отверзаю, господень, насажденный, взываю ”. Совершенно устаревшие славянизмы Ломоносов исключал из этой группы и выводил за пределы теории трех штилей.

Собственно русские слова , “которых нет в остатках славенского языка, то есть в церковных книгах, например: говорю, ручей, который, пока, лишь ”.

“От рассудительного употребления и разбору сих трех родов речений рождаются три штиля: высокий, посредственный и низкий”, — формулировал Ломоносов главный стилистический принцип.

Высокий стиль “составлялся” из лексики первых двух групп, однако окрашивался прежде всего “языком славенским из книг церковных”, то есть словами из “второго рода”.

Средний стиль преимущественно опирался на слова из первой группы, однако в нем могли использоваться слова и второго рода, “некоторые речения славенские, в высоком штиле употребительные, однако с великою осторожностию, чтобы слог не казался надутым”.

“Низкий штиль принимает речения третьего рода, то есть которых нет в славенском диалекте, смешивая со средними, а от славенских обще не употребительных вовсе удаляться…”

Доминанта каждого стиля находилась в выделенной Ломоносовым лексической группе. Однако, как мы увидим позднее, в разговоре о поэзии самого Ломоносова и Державина, этот рационалистический принцип невозможно было провести до конца. В реальной поэтической практике слова определенного стиля лишь “окрашивали” произведение. В целом же его стилистическая система, отбор слов диктовался не строгими рецептами, а поэтическим замыслом. “Восторг внезапный” в поэтическом произведении всегда побеждает строгие правила, даже если они принадлежат одному человеку.

Из иерархии стилей вытекает следующая нормативная оценочная “линейка” — жанровая . Она намечена Ломоносовым в том же “Письме о пользе книг церковных” и развивалась другими писателями этой эпохи.

В соответствии с иерархией стилей литературные жанры классицистической эпохи тоже делились на три группы.

К высоким жанрам относились поэма (в эпосе), трагедия (в драме) и ода (в лирике). Опыты эпической поэмы (“Петр Великий” Ломоносова, “Россиада” М. М. Хераскова) и трагедии (“Дмитрий Самозванец” А. П. Сумарокова, “Вадим Новгородский” Я. Б. Княжнина) не были особо удачными и вскоре превратились в исторические памятники (над “надутостью” поэмы Хераскова иронизируют уже в пушкинскую эпоху). Ода же стала главным жанром русского классицизма, определив его развитие от Ломоносова до Державина и потом постоянно “оживая” в творчестве Пушкина, Тютчева, даже Маяковского.

На другом полюсе, низких жанров, находились комедия (драматический род), басня (эпический жанр).

Противоположные по эмоциональной доминанте, трагедия и комедия в литературе классицизма были объединены общим принципом — знаменитым правилом трех единств : действия, места и времени. “Одно событие, вместившееся в сутки, /В едином месте пусть на сцене протечет, /Лишь в этом случае оно нас увлечет”,— четко формулировал знаменитый французский теоретик классицизма Н. Буало, который был авторитетен и в России (“Поэтическое искусство”, песнь третья. Перевод Э. Л. Линецкой).