Всем хорошим в себе эта книга обязана учителю, научному редактору, неутомимому и почти всегда терпеливому читателю ее многообразных вариантов — Николаю Копосову, без помощи и поддержки которого она никогда не была бы написана, как не смогли бы осуществиться и многие другие замыслы автора. Ему и нашей дочке Кате спасибо за понимание, внимание, терпение и заботу.
Работа над книгой была поддержана грантами «Института Открытое Общество-Будапешт» (Open Society Institute-Budapest) и Фонда Карнеги (Carnegie Corporation of New York).
Мы живем в эпоху переводов. Окиньте мысленным взором полки вашего любимого книжного магазина Петербурга или Будапешта, Парижа или Нью-Йорка, представьте себе вашу собственную библиотеку, вспомните последний разговор с коллегой или последний текст, перевод которого вы сами сделали, отредактировали, отрецензировали или предварили вступительной статьей, — и у вас не останется сомнений в точности этого диагноза. Сегодня требуется некоторое умственное усилие, чтобы вспомнить, что так было не всегда, что еще несколько десятилетий назад перевод — подлинный герой нашего времени — был незаметным статистом, невзрачным подмастерьем наук о человеке.
Разомкнув языковые и национальные границы, индустрия переводов осуществила в книготорговле и в интеллектуальной жизни космополитический переворот. Тесня друг друга, переводы обрушиваются на нас неудержимым потоком, несущимся вперед со скоростью, которая, кажется, опережает появление оригинальных работ. Переиздания классических переводов и современные переводы классики, переводы только что «открытых» авторов, идущих тернистым путем к научному признанию, или нетрадиционные «прочтения» современников, уже успевших завоевать известность, рвутся занять свое место в интеллектуальном пространстве, властно требуя свою долю славы и почестей. Новый перевод превратился в главное событие, о котором говорят, которого ждут, от которого зависят академические стратегии и интеллектуальный климат.
Что означает вступление в эпоху переводов для социальных наук? [1] Социальные науки здесь и далее понимаются во французском смысле, включая не только социологию, экономику, политологию, антропологию, этнографию, психологию, лингвистику, но и историю, и литературоведение, и философию.
Свидетельствует ли оно в первую очередь о росте научного обмена и подлинной интернационализации наук о человеке? [2] Тот факт, что резкий рост переводов не может не отражать важных изменений в развитии наук о человеке, только начинают осмыслять. Среди немногочисленных попыток такого анализа следует отметить: Traduire l′Europe. Sous la dir. de F. Barret-Ducrocq. Paris, 1993.
Может быть, это показатель их творческой активности, интенсивности научного поиска и их все возрастающей роли в современном обществе? Или эпоха переводов — лишь иное имя интеллектуальной дезориентации и растерянности?
Бум переводов, разразившийся в последнее десятилетие, часто объясняют «посттоталитарным сценарием» — естественной потребностью исследователей и интеллектуалов в странах, недавно освободившихся от коммунистической диктатуры, усвоить наследие мировой науки и вернуться к идеалам научной объективности.
Но почему во Франции, стране, которая никогда не знала полицейского контроля над умами, переводческий бум тоже наступил в начале 90-х? [3]Количество переводов на французский в области гуманитарных наук увеличилось втрое с 1989 по 1992 г., а к 1999 г. выросло практически в 10 раз [4]. Почему перевод, этот «барометр культуры» [5], показывал одинаковое «давление» в России, странах Восточной Европы (например, в Венгрии [6]и Франции? Нужно добавить, что именно во Франции было опубликовано самое большое количество переводов (более 8000 книг), тогда как переводы на русский или венгерский выходили в свет в два с половиной раза реже, чем на французский [7]. Если дело в падении коммунизма, то получается, что оно спровоцировало более сильный взрыв переводческой активности во Франции, чем на просторах бывшей советской империи.
Ситуация покажется еще более странной, если сравнить, как эксперты из разных стран оценивают успехи переводов. Российским и венгерским библиотечным работникам и интеллектуалам кажется, что перевели гораздо больше книг, чем на самом деле [8]. Может быть, такая оценка свидетельствует о глубокой удовлетворенности, даже о пресыщенности переводами? Напротив, французские интеллектуалы и библиографы приводят цифры, значительно занижающие реальное число переводов [9]. Возможно, это означает, что они не довольны качеством переводов или считают, что переводы не оказывают должного влияния на французскую интеллектуальную жизнь? Или же французы просто более любознательны, чем русские или венгры?
Читать дальше