Л. Зайонц - На меже меж Голосом и Эхом. Сборник статей в честь Татьяны Владимировны Цивьян

1. 1967. Первая экспедиция. Лакский язык

Моя полевая деятельность началась в 1967 году как почти полный экспромт без особых обязательств на будущее. За год до этого у меня состоялся разговор с Владимиром Андреевичем Звегинцевым, заведующим кафедрой структурной и прикладной лингвистики, где я работал младшим научным сотрудником и занимался в основном прикладными проблемами автоматического анализа языка. Мы обсуждали основы лингвистического образования на отделении структурной и прикладной лингвистики (ОСиПЛе), и я мимоходом выразил мнение, что студентам не хватает знакомства с редкими языками и практики приложения теоретических знаний к неизвестному языковому материалу. Вообще со Звегинцевым разговаривать было нелегко, у него было высоко развито скептическое отношение к идеям собеседника, и от него естественно было ожидать вышучивания и развенчивания высказываемых предложений. Однако на этот раз он неожиданно отнесся к моей идее с одобрением, вспомнил о своем ташкентском прошлом (до 1950 года В.А. Звегинцев жил и работал в Средней Азии) и о своем учителе М.С. Андрееве, лингвисте и этнографе, который немало занимался памирскими языками в поле.

В моей идее для меня было одно слабое звено: совершенно непонятно, кто бы из членов кафедры мог этим заняться. Таким кандидатом мог бы быть А.А. Зализняк, не только теоретик, но и полиглот, не чуждавшийся неевропейских языков и читавший на отделении курс арабского языка, который я с воодушевлением слушал. Но было маловероятно, что он согласится взвалить на себя такого рода дело.

Как говорят, инициатива наказуема, и Звегинцев безапелляционно заявил, что я этим и займусь. Я совершенно не чувствовал себя готовым к такой деятельности. Моим капиталом было пристрастие к турпоходам, привитое И.А. Мельчуком еще в 1957 году, с которым мне посчастливилось участвовать в самодеятельном лыжном походе по Русскому Северу, и одноразовый опыт участия в диалектологической экспедиции филфака в мою студенческую бытность. Из этой практики, при всем романтическом восторге от бивуачной жизни в настоящей северной избе на берегу Онеги среди нетронутого тогда традиционного быта русской деревни и фантастической красоты закатов и крестьянского зодчества, венчавшегося древней деревянной церковью, построенной без единого гвоздя, я вынес лишь ощущение методологической непродуманности и стихийности полевой работы и понимание, что все надо делать как-то по-другому.

Я начал вилять и отнекиваться, но Звегинцев этой позиции не принял, и мы сговорились на том, что я поеду не в одиночку, а вместе с Ариадной Ивановной Кузнецовой и аспирантом Борисом Городецким. Предложение Звегинцева ехать прямо на Памир осложнялось расстоянием и большими расходами. Я остановился на другом, более близком горном массиве – на Кавказе, и для этого были экстралингвистические основания. Я был знаком с Хадисом Гаджиевым, лакцем из горного Дагестана. Хадис, аспирант экономического факультета, только что женился на сестре моей жены и часто бывал у нас дома. У него я мог почерпнуть необходимые сведения о Дагестане и его родном языке. Он же помог выбрать селение и найти лиц, обещавших помочь. Вся моя последующая практика только подтвердила, как важно при выборе места полевой работы иметь эксперта, знающего местные условия и имеющего личные связи.

Каждый полевой лингвист должен знать, что полевая работа – это не только научная деятельность, но и масса финансовых, хозяйственных, бытовых и интерактивных проблем, решение которых является предпосылкой для научной деятельности. Надо выбрать маршрут, найти финансовое обеспечение, добыть оргтехнику, транспорт, жилье, продукты питания, создать среду обитания, найти информантов и установить с ними кооперативные отношения, уметь выходить из нештатных ситуаций. Хорошо, когда всем этим занимается кто-то другой, а не ты, но не всем так везет.

В нашем случае все начиналось с финансирования. На филфаке существовала традиция экспедиционной диалектологической и фольклорной практики студентов и статья расходов на эти цели. Но в советское время выделение средств на все нужды обычно осуществлялось по прецеденту – столько, сколько было потрачено на такие цели в прошлом году. А нам нужна была своя ниша в этой статье. Надо сказать добрые слова тогдашнему главному бухгалтеру Николаю Петровичу Огневу. Он очень был не похож на типичного главбуха, который должен никому не верить, всему препятствовать и делать что-либо новое под большим административным нажимом. Николай Петрович весьма благосклонно отнесся к нашей «придури» (ведь совсем неочевидно, что дело наше стоящее; как часто мне было трудно объяснить, что то, что мы делаем, не просто разбазаривание государственных средств) и сделал все необходимое, чтобы наша заявка была удовлетворена. Более того, он помог приобрести три импортных магнитофона «Тесла», о которых и мечтать было нечего.