Ту же цель преследовали и Элевсинские мистерии, чья связь с орфическим учением была четко обозначена античными писателями, такими как Плутарх и Павсаний. У последнего мы читаем такие строки, относящиеся к ритуальному запрету на бобы: «Те, кто уже участвовал в церемониях инициации в Элевсине или кто читал поэмы, называемые орфическими, они знают, что я собираюсь сказать». Мистерии культа Деметры считались установленными самой богиней. «Когда Деметра, странствуя в поисках Коры, пришла в Аттику, — пишет Исократ в «Панегирике» (IV, 28), — то, желая отблагодарить наших предков за услуги, о которых слышать можно только посвященным, она оставила им два величайших дара: хлебные злаки, благодаря которым мы перестали быть дикарями, и таинства, приобщение к которым дает надежду на вечную жизнь после смерти». Между двумя этими благодеяниями существует прямая связь, ибо, сколь бы мало нам ни было известно о мистериальных обрядах инициации, совершенно бесспорно, что главную роль в них играли аграрные ритуалы, и в особенности ритуалы плодородия. Посвященный, которого называли мистом, должен был совершать определенные действия с предметами и произносить формулы, имевшие сексуальную символику, затем разыгрывался символический спектакль, нечто вроде священной драмы, воскрешавшей в памяти мучительные поиски Деметры, скитающейся в надежде найти свою пропавшую дочь, а также другие сцены, среди которых, возможно, имел место обряд иерогамии, хорошо известный обряд плодородия. Публичное вынесение колоса пшеницы завершало церемонию. Возмущенные упоминания отцов Церкви, часть которых, например Климент Александрийский, возможно, сами участвовали в элевсинской инициации до того, как обратились в христианство, являются нашими основными источниками о мистериях, тайна о которых хранилась в течение многих веков, вплоть до конца античной эпохи. Полемический характер этих сведений делает их несколько подозрительными. Действительно, совсем непонятно, каким образом эти обряды могли ободрить мысли участников об их судьбе в мире ином. Возможно, тот факт, что Кора-Персефона, дочь Деметры и жена Аида, царствовала в преисподней, давал участникам уверенность в благосклонном приеме в страшном мире? Во всяком случае, эта уверенность — достоверный факт. В частности, она проявляется в пьесе Аристофана «Лягушки», поставленной в 405 году, в разгар Пелопоннесской войны. Поэт изображает в преисподней, куда рискнул наведаться Дионис, хор посвященных, весело танцующих с заупокойными молитвами: «здесь для их душ солнце будет разливать свой свет, поскольку они посвящены и благочестивы, как по сравнению с чужеземцами, так и со своими согражданами» (стихи 454–459).
Зато мы лучше осведомлены о социальных, нетайных церемониях, которые в классическую эпоху являлись частью больших праздников в Афинах. Ими руководили жрецы, которые, как правило, принадлежали двум крупным элевсинским семьям: иерофанты из семьи Евмолпидов, дадуки и священный глашатай из семьи Кериков. Они были очень сложными и разделялись на Малые мистерии, проводившиеся в Агре, в предместье Афин, на берегу Илисса в феврале, и Великие мистерии, проводившиеся в Элевсине в конце сентября. Последние длились несколько дней, состояли из шествий с официальным участием эфебов, купаний мистов в море в Пирее, очищений, общественных молитв, процессий из Афин в Элевсин по Священной дороге (тогда же имели место гефиризмы, или шутки на мосту), ночного бдения в Элевсине вокруг святилища Двух Богинь, торжественного жертвоприношения и, наконец, собственно инициации. Последняя происходила в специально выстроенном зале — Телестерионе. На месте первоначального здания Писистрат возвел другое, которое было разрушено персами в 480 году. Перикл поручил постройку нового сооружения, лучше отвечающего своим целям, архитектору Парфенона Иктину. С помощью других архитекторов Иктин разработал проект Телестериона, останки которого сохранились по сей день: огромный квадратный зал со стороной 50 м, с высеченными внутри в скале по всему периметру ступенями, с крышей, опирающейся на шесть рядов из семи колонн. Центральный фонарь купола обеспечивал освещение и вентиляцию. В центре зала в небольшом сооружении, называемом анактороном, помещались священные предметы — своего рода «святая святых».
Чужестранцы (но не варвары) могли участвовать в мистериях наравне с афинянами. Во всяком случае, национальный характер культа не терялся: наипервейшей обязанностью верховного правителя, архонта-эпонима, была организация праздника Элевсинских мистерий, как говорит Аристотель в «Конституции Афин» (57). Афинский полис также заботился о предоставлении средств, необходимых для службы Двум Богиням: одна из надписей сохранила текст декрета, изданного приблизительно во время принятия Никиева мира (421). Этим декретом народ решал посвятить Деметре и Коре первый урожай зерна в соотношении 1:600 для ячменя, 1:1200 для пшеницы. Союзные полисы должны были помочь Афинам, и другие греческие государства были приглашены присоединиться к этому благому делу. Доход от этого первого урожая покрывал расходы святилища на религиозные нужды. Нельзя сказать, что инициатива привлечения ряда греческих полисов к специфическому аттическому культу имела серьезный успех. Однако индивидуальное участие иноземцев практиковалось веками, и, судя по соблюдению тайны, оно было глубоким и искренним.
Читать дальше