Игорь Фролов: Уравнение Шекспира, или «Гамлет», которго мы не читали

Ашер находит неприметные на поверхностный взгляд детали текста, которые, действительно, можно рассматривать как доказательства. В сцене на кладбище он отмечает странную фразу могильщика «Адам копал» (Adam digged) и предполагает, что это относится к Адомару Диггесу, предку Томаса Диггеса. Тогда тема копания получает логическое продолжение (или, наоборот, начало) – Призрак отца Гамлета назван «старым кротом», который «проворно роет» – то есть речь, по мнению Швейцера, идет о династии «копателей» Диггесов.

Принц Фортинбрасс у Ашера также не остается без объяснения. Его поход в Польшу – воевать «маленький клочок земли» – говорит о привязке к могиле Коперника, а повеление похоронить Гамлета с почестями – о том, что учение Коперника-Диггеса восторжествовало.

Теория Ашера – а его логическое построение можно так назвать – имеет право на существование. Мало того, что она красива и оригинальна – она доказательна в тех координатах, которые выбрал ее автор. Он использовал сравнительный анализ, свел вместе реалии пьесы и выбранную им историко-научную ситуацию. Это уравнение и привело к похожим на правду результатам. Есть лишь одно «но» – Ашер оставил без внимания тот факт, что герои пьесы – не просто некие схемы, отражающие астрономические модели мира того времени – они, эти герои, находятся еще и в сложных человеческих отношениях.

Строго говоря, Ашер построил свое исследование на «трех китах» – перекличке пьесы и жизни по трем именам: Клавдий Птолемей – король Клавдий, Тихо Браге – Розенкранц и Гильденстерн (имена его предков), Томас Диггес – аналогия со словом digged (копал). Все остальное пришлось «натягивать», а то, что «натянуть» невозможно – просто игнорировать. И в этом – слабость всего построения. Однако, вполне возможно, что Шекспир действительно мог попутно отразить в «Гамлете» и эти, современные ему научные споры.

Несмотря на половинчатость ашеровской теории, будущим исследователям стоит позаимствовать у ее автора метод – сравнительный анализ текста, проводимый в исторических координатах. Очень часто профессиональные литературоведы, гуманитарии вообще, с большим предубеждением относятся к подобным «выходам» за пределы художественного текста, считая, что текст самодостаточен и требует для своего анализа лишь знания исторического контекста (реалии того времени, быт, привычки, особенности языка и пр.). Но мы знаем, чем обернулся такой подход к «Гамлету» – четырехсотлетней полемикой гуманитариев вокруг пьесы, от которой порой страдает сам Шекспир – как в случае с Вольтером или Толстым, по сути, обвинившими его в бездарности и безграмотности.

Перейдем ко второй версии прочтения «Гамлета», – она поможет нам дополнить свое представление о методе, который следует применять при исследовании этой загадочной пьесы.

В 2000 году в издательстве «Радуга» (Киев) была опубликована книга «У. Шекспир и М. А. Булгаков: невостребованная гениальность». У этой книги два автора, но нас сейчас интересует только ее шекспироведческая часть, аналитический этюд «Гамлет»: трагедия ошибок или трагическая судьба автора?», авторство которого принадлежит Альфреду Николаевичу Баркову (к огромному сожалению, Альфред Николаевич умер в январе 2004 года).

Автор предваряет свое прочтение объяснением позиции, с которой он намерен провести разбор «Гамлета». Он постулирует, что «из-под пера гениальных писателей в принципе не может выйти ничего такого, что не имело бы композиционного значения. То есть, что противоречия и нестыковки — вовсе не следствие авторской небрежности, а свидетельство наличия в произведении более высокого уровня композиции».

Применяется понятие «мениппеи» (произведено М. Бахтиным от «мениппова сатира») – литературного произведения особого рода, характеризующегося тем, что «…используется совершенно иной способ подачи материала — через посредника-рассказчика, который выступает в роли самостоятельного персонажа. <���…>Титульный автор как бы «делегирует» ему свои права по ведению сказа и формированию композиции. В наиболее «ярких» случаях — как раз тех, когда содержание произведения знаменитого автора остается неразгаданным — такой персонаж занимает позицию, не совпадающую с позицией автора».

Все это, пишет А. Н. Барков, приводит к появлению «на общем текстовом материале нескольких автономных фабул и сюжетов, представляющих собой образы всего произведения, спроектированные с разных позиций (точек зрения)».