Андрей Снесарев - Невероятная Индия - религии, касты, обычаи

В комнате простого, а тем более бедного деревенского жителя все описанное выше должно быть уменьшено в числе и понижено в качестве; в результате мы получим одну-две комнаты, скромнейшую утварь, чтобы только не пить воду ладонями, лохмотья вместо одежды, отсутствие хозяйственного инвентаря и, может быть, коровы, да и украшений у жены не увидим — разве что медные… [110] Это еще не предел несчастья; перед нами все же член деревни, которому помогут и которого будут кормить до урожая. А вот что говорит «Авадана-шастра» о нечистых кастах: «Чандалы — порождение блуда, кровосмешения и преступления. Их покровом может быть только одежда мертвых, посудой — разбитые горшки, украшениями — железо, культом — демоны. И пусть бродят они неустанно с места на место. Так сказал Ману». Здесь бедность и лохмотья смотрят на вас со всех сторон комнаты, вмещающей людей и животных вместе. Существование этих людей всегда висит на волоске, они никогда не знают, что значит поесть досыта, и сводят свои нужды до исключительного минимума, побивая, вероятно, мировой рекорд дешевой жизни. Но как ни убога их жизнь, она все же выглядит бодрее и уютнее, чем жизнь городского бедняка, в которой полно риска и борьбы за существование.

Зерно хранится на дворе в ямах, которые по заполнении покрываются сверху землею, хворостом и т. п., и берется по мере надобности. Ламбардар часто бывает доверенным соучастником в труде и поэтому имеет значительное число ям. Некоторые из них вмещают от 100 до 165 центнеров зерна, и этого запаса хватило бы деревне на несколько лет, если бы зерно не было бы единственной валютой, которой люди располагают для расплаты с долгами и всяких экстраординарных расходов — похорон, свадеб, приемов гостей и т. д. Все богатство деревенских жителей исчерпывается скотом, запасами зерна, скромным земледельческим инвентарем и украшениями, носимыми женою и детьми. В деревне нет ни банков, ни сберегательных касс, и всякое сбережение хранится в виде серебряных или золотых украшений. Эти украшения — последний резерв крестьянского хозяйства, пускаемый в ход в минуты большой нужды, а особенно в голодные годы.

Обратимся теперь к деревенскому лавочнику и ростовщику (банья, махаджан), которого так часто называют тираном, хищником и кровопийцей. Его лавка представляет собою небольшой глиняный сарай, где по полкам расположены сорок — пятьдесят корзин; в них зерно разных видов, взращиваемых в деревне, соль, перец и другие приправы, а также обычные в деревне бакалейные товары. Банья является постоянным посредником между ламбардаром и соседними базарами, на которых он продает плоды деревенского урожая. Он снабжает зерном беднейших земледельцев. Последние живут круглый год впроголодь и редко имеют шансы терпеливо дождаться исхода ближайшей жатвы; очень часто до нового урожая бедняков докармливает тот же банья. Конечно, деревенский банкир наживает хорошие проценты, сто и более [111] Процент, взимаемый баньей, — предмет редко удовлетворяемого любопытства ученых. Конечно, он чудовищен; 37 процентов годовых — самая низкая ступень, но докуда он идет, это вопрос, который всегда ускользает от наблюдения. В Мадрасе обычная норма процента колеблется между 30 и 70. , но народ, которому он дает деньги, так убийственно беден, что банья не только лишен шансов получить долг в определенное время, но часто вместо этого вынужден кормить своих должников под новый долг, чтобы поддержать надежду на получение долга вообще в неопределенном будущем. Банья едва ли грамотен в обыкновенном смысле слова, как, например, счетчик, но тем не менее он ведет сложные записи или, вернее, заметки, его расчеты сводятся к непостижимым мелочам (не копейки, а десятые, сотые доли копейки), он держит в голове сотни должников за длинный ряд лет, повторные перекладки и переносы долгов, все помнит, все рассчитает в свою пользу, показывая исключительный образчик арифметики на память. Иногда банья становится богатым человеком, тогда он бросает лавку, приобретает землю и нередко делается даже ламбардаром.

Оценивая личность и роль баньи, исследователи индийской жизни, как это ни странно на наш европейский взгляд, находят в нем не одни лишь темные стороны, но не прочь подчеркнуть и некоторые положительные, даже светлые. Вот что пишет по этому поводу А. Юсуф-Али: помощь баньи как капиталиста и финансиста в нескладном и беспомощном кругообороте деревенской экономики весьма ценна, и если он подчас и не прочь надуть, то делает это не потому, что он хуже своих односельчан, но только потому, что у него больше к тому возможностей и он полностью ими пользуется [112] См.: A. Yusuf-Ali. Life and Labour of the People of India. L., 1907. P. 62–63. .