Андрей Ястребов - Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности

Говорят, на табачных фабриках в Гаване существовали штатные чтецы. Они вслух читали рабочим газеты, романы, стихи… Одним из самых любимых писателей на этих предприятиях долгое время был Виктор Гюго.

А вообще рабочие сами решали, что им слушать. Вот тебе – Гюго-романтик, а вот – бравурные сводки из зарослей тростника.

Гурманы сигарного дела считают, что именно это чтение повлияло на падение качества гаванских сигар. Во всем, дескать, Гюго виноват: крутит усталая работница на коричневых коленках сигару и внимает романтическим выдумкам. Слезы льются. Сердце трепещет. Здесь не до качества.

А может, сводки еще сильнее навредили: под звуки бодренького официоза руки вовсе опускаются…

Ходят слухи, что шахтеры Воркуты любят, когда им читают юношеские поэмы Лермонтова. Но об этом доподлинно не известно…

Зато доподлинно известно другое.

Когда русский человек устраивается на работу, он пишет автобиографию – что-то в псевдопрустовском жанре отыскания утраченного времени. Он пишет о том, где и когда родился. И никогда – для чего родился. Он пишет, где учился. И никогда – для чего Родине пригодился, никогда о пресыщении, несварении желудка или озлобленности. Он пишет, кем стал. И никогда – для чего он кем-то стал. Он пишет номера домов, названия улиц. И никогда не рассказывает о том, как потерял надежду.

Те, кто приезжает в гостиницы, ничего не вешают на стены, потому что всегда готовы уехать. В Советском Союзе стены были увешаны коврами «Русская красавица» и книжными полками. Все собирались жить здесь и навсегда. Сегодня в моду вошли голые стены.

Кто-то озвучил очень и очень хорошую мысль: «Женщины обязательно должны держать кошку или собаку. Животные будут любить их даже тогда, когда они станут старыми и некрасивыми». А нам почему-то кажется, что русская классическая культура очень похожа на нас и всегда неизменна: молода и желанна. И мы, кстати, тоже – стабильно молоды и вечно желанны. Какая наивность. Какое обольщение!

Книга Андрея Ястребова, собственно, об этом. И о многом другом.

До перестройки Запад – сладострастно сытый в своей потребительской обыденности – завидовал нам, русским. Как тут не позавидуешь. Запад знал, что эти русские – эти люди в сереньких одеждах, бредущие по сереньким улицам в серенькие жилища к сереньким мужьям и женам – обладают военной тайной, имя которой Духовность, Воспитанная Культурой. Это так издали казалось, что все-все серенькое, а на самом деле не русские шли, а их душа цветочно-богатая шла по аллеям в изобилии, окаймленным благоухающими растениями, их душа задыхалась от счастья, улавливая пьянящий запах гиацинтов, лилий, туберозы, жонкиля, нарциссов, тюльпанов… Душа, ведомая терпкими ароматами, сбавляла шаг, чтобы маленько отдышаться, чтобы насладиться волшебным мгновением, предшествующим встрече с книгой Пушкина, или Толстого, или Достоевского. Сама природа подсказывала душе, что скоро, скрытые обложкой, великие смыслы откроют для нее свои объятия, они еще не знают о своем отцовстве, у души не хватило смелости открыться, но сегодня, как вчера и год назад, душа во всем признается и расскажет, что беременна многими и многими великими смыслами. А потом они вместе с томиком Пушкина, или Толстого, или Достоевского будут смеяться над ее необоснованными страхами.

Титры: прошли годы.

Теперь сытый Запад перестал думать о нас хорошо и лишь с небрежностью смотрит на чавкающую Россию. Уже почти насытилась! Ан нет. Еще. Еще.

Что же с русской душой? С русской душой, подпитанной классической литературной духовностью, хуже не бывает.

О, русская душа, если послушать всех нас, продолжает идти настойчивой походкой беременной смыслами девушки, улавливать пьянящий запах гиацинтов, лилий, туберозы, жонкиля, нарциссов, тюльпанов, сбавлять шаг, чтобы маленько отдышаться, чтобы насладиться волшебным мгновением, предшествующим встрече с книгой Пушкина, или Толстого, или Достоевского…