Александр Васильев: Этюды о моде и стиле

Конечно, это фигуративно сказано: «мнение реки Рейн». Немецкое, попросту, мнение. Кто из нас, женщин, не знаком с прелестями германской моды, с легким и элегантным немецким вкусом, без всякой доли бюргерского тщеславия; с их тонким пониманием цвета, особенно при приготовлении бутербродов; с изысканным чувством юмора, от которого я прихожу в себя только с помощью уже известного вам, читательницы, Лагерфельдова веера. Но о вкусах в гостиных не спорят, и, видит бог, недалеко то время (надеюсь втайне, что не доживу), когда немецкая мода заполонит подиумы всего мира, всей галактики, берем шире — всего мироздания. Они-то нам и покажут, где раки зимуют! Прошлой зимой раки явно зимовали в Бонне — там воздух стал жиже оттого, что все правительственные конторы уехали в Берлин — «нах хаус», как там говорят. И вот немецкий «кутюрье» Вольфганг Йоп решил начать крестовый поход против англичан. Оно и понятно — почем зря бомбили фатерланд, а теперь еще и диктуют моду. Йоп, создатель двух одеколонов «Все о Еве» и «Что об Адаме?», вовсе никак не перекликающимися своими названиями с кинофильмом Джозефа Манкиевича с участием Бетт Дейвис (1950 года), осмелился обвинить всех англичан разом в плагиате. По словам справедливого Вольфганга, Александр Мак Куин, Стелла Маккартни и Джон Гальяно заняты лишь тем, что воруют старые идеи. У Ворта, например, украли кринолин. А в Доме Редферна, видимо, корсет. Меха украли у енота и соболя, а кожу — у антилопы и свиньи. Декольте позаимствовали у Диора, а мини-юбку — у Куррежа, которую последний, в свою очередь, украл у Мери Куант. Я была в восторге от всего, что узнала от Вольфганга Йопа. Вместо того чтобы показать нам на подиуме красивую, сочную и пышногрудую баварку с косами, он увидел (очевидно, впервые) изможденных девиц-манекенщиц с видом тяжелобольных без надежды на выздоровление спирохет. Ведьмы и монстры чудились Йопу повсюду. Девочки кровавые в глазах… Да-с, не-хо-ро-шо-с, нихт гут, так сказать. То ли дело прежде… Помню, когда я последний раз была проездом в Германии в 1937 году, то наблюдала стройные ряды немецких девушек и юношей вполне здорового вида в одинаковой униформе, маршировавших шеренгами вдоль железных дорог. И если бы не англичане с американцами, может, они все еще и маршировали бы. Посмотрим, будет ли через пятьдесят лет кто-нибудь воровать идеи у Вольфганга Йопа.

Знаю (говорили мне), что порой наш журнал открывают сразу на последней странице и читают мои сочинения. Вот уж не думала, что в моем возрасте в России появится столько почитательниц моего литературного таланта. Ах, как была бы довольна мама, если б она все это видела! Мы с ней многое вместе пережили и в Польше, и во Франции — всюду, где я выступала. Как-то на концерте присутствовали герцог и герцогиня Виндзорские. Придя в восхищение от моего таланта, прыти и сочного исполнения акробатического этюда в страусовых перьях, они пригласили меня на чашку чая в Нейи, роскошный пригород Парижа, где у них была вилла, купленная после того, как герцог отрекся от престола и уехал к своей милой Уоллис Симпсон. Позднее мы с моим вторым мужем приобрели там квартирку в восемь комнат — совершенное убожество по сравнению с особняком герцога и герцогини. Сегодня я очень взволнована — прежде всего недавно прошедшей распродажей на «Сотби» всего оставшегося после смерти герцогини. Какие у нее были бриллианты! Я даже ревновала, что они больше моих, сценических. Эта разведенная (между нами, конечно) американка заставила принца Уэльского в 1936 году отречься от престола, уже после того, как его короновали королем Эдвардом VIII. Интересно, чем она смогла его увлечь? Маркиза де ля Фалез де Кудре сплетничала, что у Уоллис Симпсон занятное прошлое и что в бытность свою в Шанхае она подрабатывала в храме ветреной Венеры, оттого и была столь удачлива. Увезя короля из Лондона во Францию, она вдоволь насладилась его щедростью. Только у Картье он оставил многие миллионы. После смерти герцогини все ее драгоценности продали в Женеве на аукционе. Мне ничего не досталось, хоть и было обещано. Худющая, она и мужа почти заморила голодом — никогда не давала ему обедать, приговаривая при этом: «Нельзя быть слишком худой или слишком богатой». Слава богу, у нее хватило ума завещать все свои платья Музею моды и текстиля в Париже, а вот мужнины пальто и смокинги только недавно продали в Нью-Йорке, и очень, надо сказать, недешево. Это навело меня на некоторые размышления. От моего третьего мужа, тоже довольно стройного, остались визитка, фрачная пара и габардиновый пыльник. Предложила их в «Кристи», так как они совсем не изъедены молью. Мне отказали, не объяснив причины, — почему, спрашивается?