Нетрудно заметить, что отраженное в Повести временных лет предание о смерти князя Олега Вещего от змеи и его погребении в Ладоге отражает все тот же мифологический мотив поединка героя со змеем, при котором князь-жрец замещает собой божество.
В истоке Волхова на берегу Ильменя в урочище Перынь в VIII–X веках находилось главное святилище Русского государства, посвященное Перуну. Святилище представляло из себя круг, в центре которого находился идол Перуна, а по краям – восемь углублений, где постоянно поддерживался священный огонь из дубовых бревен. Легендарное сказание о начале Новгорода, записанное в XVII в., говорит о том, что в Перыни был погребен священный дракон («крокодил»), обитавший с древних времен в Волхове. Очевидно, что тут мы имеем отголоски все того же «основного мифа» о поединке бога-громовержца со змеем. Популярность этого мифа в Новгороде подтверждается множеством находок вещей с изображениями дракона и символов струящейся воды. Такие изображения имеются на гуслях, спинках кресел, веслах, декоративных бляхах и т. д. Ничего подобного не было ни в одном другом русском городе. Нелишне вспомнить и о герое новгородского эпоса Садко, вступающем в поединок с властелином подводного царства.
Святилищу Перуна на берегу Ильменя в низовьях Волхова в Ладоге соответствовала Велеша – возвышенность, господствующая над низменным прибрежьем Ладожского озера. Здесь находилось святилище Велеса – бога мира мертвых, скота, богатства, поэзии.
Русское государство в целом и Ладога в частности являлись местом интенсивных духовных контактов между вендами и скандинавами. Недавние археологические находки свидетельствуют о том, что Ладога в ранний период своей истории являлась одним из центров развития рунической письменности и дружинной поэзии викингов. В качестве примера можно привести руническую надпись на найденном в 1950 г. деревянном стержне (stafar), являющуюся «щитовой драпой» – скальдической песней, описывающей мифологическое изображение на щите. Оно датируется первой половиной IX в. и является, таким образом, одним из наиболее древних образцов древнесеверной лирики эпохи викингов.
Имеющиеся данные позволяют с уверенностью говорить о существовании общего вендско-скандинавского викингского эпоса, складывавшегося и бытовавшего прежде всего в колыбели Русского государства – Приильменье и Поволховье, в его первых столицах – Ладоге-Альдейгьюборге и Новгороде-Хольмгарде. Составить представление об этом эпосе можно только по разрозненным отрывкам, сохранившимся в памятниках русской и скандинавских литератур. В России эти отрывки можно обнаружить прежде всего в новгородских летописях, в Скандинавии – в так называемых «сказочных сагах», таких как Сага о Тидреке Бернском, Сага о Хервор, Сага о Вельсунгах, Сага о Хальвдане, сыне Эйнстейна и т. д.
Мы привели здесь лишь небольшое количество данных, говорящих о том, что взгляд на нашу историю должен быть нами радикально пересмотрен. Мы должны понять, что Русь – это не расхристанная византино-евразийская орда, занимающаяся бессмысленным и беспощадным самоистреблением, а викингская дружина, решительно держащая среди льдов и туманов свой трагический и великолепный путь.
В. М. Жуков
Наследственный полиморфизм и биологические законы самоочищения рас
В порядке вступления, автору хотелось бы поделиться примером из собственной жизни, значительная часть которой была связана с терапевтической практикой в Конго и Гвинее.
У меня были прекрасные отношения с местным населением – меня любили, уважали, и я старался как можно лучше выполнить свой профессиональный долг врача. Но мы жили своей колонией, да и другие белые группировались по национальности: французы дружили с французами, немцы с немцами, шведы со шведами. Вообще белые тянулись к белым, несмотря на свои разные политические взгляды. На черном континенте при встрече с европейцем у меня в душе всегда возникало теплое чувство, желание пообщаться. То же я читал и на его лице.
Однажды французский врач отказался лечить беременную женщину с большим сроком, страдающую острым пиелонефритом в тяжелой форме. Француз предложил ей сделать аборт, не видя другого выхода. В обычае этого народа аборты были не приняты, и, несмотря на то, что в семьях насчитывалось до десяти и двенадцати детей, женщины продолжали рожать.
Больная наотрез отказалась от оперативного вмешательства, хотя и была предупреждена о возможном смертном исходе. Она пришла ко мне, я подобрал группу антибиотиков и избавил её от пиелонефрита. Роды прошли благополучно, а женщина в благодарность назвала своего ребенка моей фамилией. Однако, несмотря на обоюдные симпатии, я всегда чувствовал себя здесь чужаком. Я мог расслабиться в общении с аборигенами, приятно провести с ними время, но не более.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу