В. Авдеев - Расовый смысл русской идеи. Выпуск 2

Местные Советы были разрушены, зато сохранились более высокие инстанции, превратившиеся в бюрократические сборища. А ведь и в средневековой Руси городское самоуправление начиналось с улицы или прихода, участвовавшего в самоуправлении конца или слободы, в свою очередь участвовавшего в общегородском вече. В XIX веке, при Александре II, земства создавались с низового уровня, с низшего самоуправления, с волостного, а в городе – с улицы, с применением сословного принципа (курий). Во второй половине XIX – начале XX века система корпоративной самоорганизации пережила новый расцвет, особенно в связи с развитием земского самоуправления. Накануне революции стоял вопрос о придании квалифицированным фабричным и транспортным рабочим статуса сословия с правами сословного самоуправления.

Когда Ленин говорил о «пролетарской» или о «рабоче-крестьянской» революции, он искажал правду. О пролетарской революции можно говорить лишь в том смысле, что босяцкий элемент, люмпен, воспетый «великим пролетарским писателем» Горьким, действительно охотно принимал участие в массовых беспорядках, и из этого элемента рекрутировались «красные шапки» – активисты большевистской власти и в городе, и в деревне, привлеченные возможностью грабить крепких хозяев, прикрываясь мандатом «рабоче-крестьянской власти». Но основной движущей силой революции 1905–1917, так же, как и в 1985–1991, был «малый народ» – прозападная либеральная интеллигенция, именующая себя «приличными людьми» – идеологическая секта, чьи задачи идейны, а идеи беспочвенны.

Первым достижением «пролетарской» власти стали коммунальные квартиры [16]. Откуда же взялась катастрофическая нехватка жилья? Первыми в крупные города хлынули представители «угнетенных народов» с окраин Российской Империи. Сами окраины – одни надолго, другие навсегда – стали иностранными государствами, но кого это волновало! Некому было указать на дверь интернациональным оккупантам. За ними примчалось революционное босячье с установкой «все поделить поровну». Эти годились штыками выбивать из крестьян продразверстку, работать на земле они не собирались. Далее пошла волна неслыханной в истории бюрократизации: конторы, советы, подкомитеты и подотделы росли как поганые грибы. Еще в 1928 году рижский журнал «Русский колокол» сообщал, что в губернских городах европейской России от 20 до 50 % жилой площади занято партийными, советскими и непонятными организациями. При этом, заметьте, ничего не строилось и не ремонтировалось. А амортизировали несчастные дома всякие коммуны и жилтоварищества – с усердием, описанным М. Булгаковым. Вскоре добавилось большое человеческое горе: в городах искали убежища жертвы коллективизации, раскулачивания, расказачивания. В 40-е годы в одних областях жилье разрушала война, в других – эвакуация (особенно эвакуация предприятий). Правда, в эти время уже строили. Но сколько строили, столько и сносили.

Поистине страшный удар по русскому дому и русскому городу нанес Н. С. Хрущев. Архитектура закончила в России свою историю. Русский дом, впрочем, тоже. Вместо дома миллионам соотечественников предоставили клетушки сначала в 5, затем в 9, а позже в 16 и 22-х этажных бараках. А барак, даже если клетушка снабжена «удобствами», так бараком и останется.

Сколько прекрасной старой мебели тогда погибло, осталось на помойках! Сколько тонн антиквариата погибло или уплыло за границу: не могло пролезть через узкие двери и лестницы хрущеб, и не осело в подсобных помещениях, которые не были предусмотрены. Так нас лишили семейного достояния, копившегося поколениями.

По своему мироощущению Хрущев, как истинный представитель прослойки , был вне этноса и вне культуры, он был враждебен всему русскому, всему традиционному. В этом номенклатура не отличается от «прогрессивной» интеллигенции.

Кстати, интеллигенция, несмотря на все столкновения с Хрущевым, подсознательно воспринимала его как своего, а теперь и вовсе боготворит вне зависимости от этнического происхождения – он такой же «разночинец», «гулящий человек», «перекати-поле». Не случайно его сын перешел в американское гражданство, да и коммунизм для Хрущева был воплощением его смутных, невежественных представлений об Америке.

Великий русский историк Лев Гумилев заметил: для того, чтобы стать интеллигентом, достаточно не окончить университет. Хрущев был архиинтеллигентом: он не окончил начальную школу. Другой кумир интеллигенции, Ельцин, отличался от Хрущева только наличием диплома о высшем образовании и умением подбирать абсолютно лояльные кадры.