Игорь Лебедев - Шут и Иов

И вдруг они помирились. Да так прочно, теснее прежнего стали. Пушкин и «Полтаву» в Москве читал в присутствии Толстого и Вяземского. Более того, в 1829 г. Пушкин поручил именно Толстому сватать за него Гончарову, а на венчании Толстой был шафером. Уже отмечалось, что Пушкин как бы «кому-то» показывал, что он разгадал «чей-то» ход, этими явными демонстрациями. В «Выстреле» получила отражение ситуация, перевернутая назад: «а что если бы…».

В 1821 г. Толстой женился, когда Пушкин писал «Выстрел» — собирался жениться он. Вся цифровая вязь повести четко указывает на действующих лиц: Сильвио 35 лет, когда автор встретился с ним (Толстому было 35 лет в 1817 г., когда он впервые познакомился с Пушкиным). Графу был уже 32 года, когда он рассказал, что произошло 5 лет назад (а Сильвио получил пощечину, и еще 6 лет до того = 11). То есть тому, кого обидели, было 21 год (сколько и Пушкину в то время).

Поехал Сильвио мстить в Москву. Известно, что косточки вишни выплевывал на одной из дуэлей сам Пушкин. И не было бы в повести этой ничего нас интересующего, если бы она не открывала особый шифрованный творческий цикл болдинской прозы.

«Выстрел» — творческая фантазия, но элементы ее мозаики — реальная, но лишь символически указываемая Пушкиным жизнь. То, что «ссора с Толстым» была не просто бытовым событием, а касалась эзотерической стороны бытия поэта, — на это указывает многое — и число 11 (количество лет, прошедших со времени «пощечины графа», которая составляется из 6 и 5 — 65), и число 25, упоминаемое в повести (а это — номер ложи Пушкина в «Астрее»), Но уже совсем почти открыто Пушкин указывает на это в VI главе «Евгения Онегина», описывая Зарецкого-Толстого: «Как я сказал, Зарецкий мой, под сень черемух и акаций от бурь укрывшись, наконец, живет, как истинный мудрец…». Акация — один из основных символов розенкрейцерства, четкий и недвусмысленный обозначитель. Теперь все переносится уже в эзотерическое пространство жизни Пушкина — пространства, символически маскируемое.

Случайно или неслучайно Пушкин мог встать под выстрел Толстого, но император этого не хотел. Пушкин должен был быть сохранен.

«Повести Белкина», как и многое другое в творчестве Пушкина, невозможно понять без недостающего звена, скрепляющего всю цепь. Без знаменитой «утаенной любви» Пушкина.

Еще в 1862 г. на присутствие таинственной любви, проходящей через всю жизнь Пушкина, указывал П. Бартенев. Ею занимались многие. Кого только не называли — сестры Раевские, С. Киселева, Голицына, минимум восемь претенденток. Любовь — эта «северная», петербургская.

В «Бахчисарайском фонтане» есть интересные строки: «Я помню столь же милый взгляд и красоту еще земную…». Тынянов делает точный вывод — это может относиться лишь к уже стареющей женщине (правда, сам он относит «северную любовь» к жене историка Карамзина). Важно для нашего рассмотрения и то, что приведенные пушкинские строки в чистовике, в первом издании поэмы в 1824 г. отсутствуют.

Тот же Тынянов поставил вопрос: почему и зачем понадобилось Пушкину так мучительно и таинственно утаивать свою любовь. К тому же сам Пушкин давал понять, что она безнадежна и не взаимна. Первый отзыв в стихах этого чувства приходится на 1816 г. У Пушкина появляются следующие слова, много объясняющие: «Счастлив, кто в страсти сам себе без ужаса признаться смеет». То есть Пушкин поддается своему порыву с «ужасом»!

Гершензон, исследую «северную любовь» Пушкина, отмечал, что с 1817 г. у Пушкина усиливается внутреннее волнение, достигая апогея в год перед ссылкой, когда А. С. сознательно уже стремится «убежать» из Петербурга (в марте 1819 г. он даже собирался вступить в военную службу и уехать на Кавказ). Он увозил на юг не страсть, а глубокое томление, сладкое очарование недостижимого.

Она — «элегическая» (печальная) красавица, уже стареющая, в любви к которой Пушкин сам себе признается с ужасом. После 1823 г. — страсть к Амалии Ризнич — Пушкин как будто преодолевает свою таинственную любовь, и, как считают пушкинисты, с 1825—26 гг. Пушкиным она уже вспоминается, как умершая, умершая буквально.

Но вдруг она опять появляется в загадочном посвящении «Полтавы». Пушкин хранил такое глубокое молчание о лице, кому посвящена «Полтава», что ни в переписке, ни в воспоминаниях его друзей и близких не сохранилось даже намеков. И поэма посвящена уже не мертвой, а живой! «Тебе — но голос музы темной коснется ль уха твоего? Поймешь ли ты душою скромной стремленье сердца? Иль посвящение поэта, как некогда его любовь перед тобою без ответа пройдет, непризнанная вновь?»