Эрнст Мулдашев - В объятиях Шамбалы

— Каменный колокол! — закричал я. — Вон он!!!

Все кинулись фотографировать. Равиль взялся за видеокамеру и, взглянув в окуляр, тоже закричал:

— Их два, колокола-то!

Мы все пригляделись и уже невооруженным глазом увидели чуть поодаль от первого «колокола» вершину такого же второго «колокола».

Рисуя, я вглядывался в каждую деталь. Постепенно глаз стал различать слева от «колоколов» какую-то конструкцию, примыкающую к ним.

— Не могу понять, две странные пирамиды, переходящие в дугообразную конструкцию, что ли…? — прошептал я, шевеля замерзшими губами. — Эх, зрение бы иметь как у орла, черт побери! Дымка мешает.

Несмотря на то, что хорошо разглядеть эту конструкцию, примыкающую к четко видным «колоколам», мне не удалось, я все же зарисовал ее. У меня получилось, что огромная каменная дуга по концам примыкает к двум ступенчатым пирамидам.

— Какая сложная конструкция! — воскликнул я, рассматривая свой рисунок. — Каково же, интересно, ее предназначение?

— Вне всякого сомнения — искривлять пространство, — отозвался Рафаэль Юсупов.

— Кстати, — заметил я, — эта конструкция, наверное, влияет на время — дугообразная часть ее очень напоминает зеркало времени Козырева.

— А я хочу знать вот что, — Селиверстов вскинул голову, — с какой целью нужно было здесь искривлять пространство и изменять ход времени? Зачем это было нужно древним?

Все оставили вопрос Селиверстова без ответа.

В этот момент я думал о том, что древние ученые, по-видимому, имели знания о пространстве как о физической реальности. Они к тому же, видимо, умели объективно изучать пространство, фиксируя все его изгибы и зная, к чему приводит тот или иной характер его искривления. Они, древние ученые, имели, наверное, и аппаратуру для изучения времени и могли влиять на его ход, строя гигантские каменные сооружения, искривляющие пространство.

В этот момент я уже вполне сносно осознавал, что вещество есть изогнутое пространство, в котором остановлено время, а энергия есть тоже изогнутое пространство, но в котором время течет. Я понимал, что здесь, в Городе Богов, древние ученые при помощи удивительных каменных конструкций создавали какие-то вещества и какие-то виды энергии. Но какие? С какой целью?

Не давала покоя мысль, что здесь было сотворено что-то грандиозное и величественное. Но что? Или… кто?

Я сел на тибетский песок и почувствовал себя маленьким-маленьким.

— Ну что означают, например, эти «колокола»? — задался я вопросом. — Не для красоты же их строили?!

Можно предположить, что «колокол» изгибает пространство в форме… колокола, но… для чего это нужно — для создания «колоколоподобного вещества» или «колоколоподобной энергии», что ли? А почему «колокол» такой громадный? Ведь размер атомов…

В конце концов я окончательно запутался в своих размышлениях. Загадкой, невообразимой по значимости загадкой древности было окутано это священное место, где мы волей судьбы имели счастье находиться. Я нутром чувствовал, что мне — простому «трехмерному» россиянину с неказистой татарской фамилией Мулдашев — не понять замысла древних, не осознать глубины их знаний и не охватить умом применявшиеся ими технологические принципы. Мне было позволено лишь взглянуть на легендарный Город Богов и… строить гипотезы по поводу его предназначения.

Тогда, сидя на тибетском песке, я не знал, что вскоре, через какой-то промежуток времени, мы — российские ученые — вдруг чуть-чуть поймем замысел древних, и даже от этого понимания нам станет страшно.

— Шеф, послушай-ка, — послышался голос Равиля Мирхайдарова.

Я обернулся и взглянул на Равиля, смотревшего на «колокола.». — Мне кажется, что бытующие во всех религиях колокола изошли отсюда, из Города Богов, а именно были созданы как копии вот этих тибетских «колоколов», — Равиль показал рукой. — Колокол, на мой взгляд, есть не просто звуковоспроизводящий инструмент, каковых в мире множество, а есть, прежде всего, фигура, соответствующим образом изгибающая пространство и за счет этого концентрирующая вокруг себя те тонкие энергии, которые вызывают у людей богопристойные и богоутверждающие эмоции. Со звуком, который издает колокол, эти тонкие энергии распространяются и как бы зовут людей к главному — к Богу.

— Ты, наверное, прав, — сказал я, вставая с песка.

— А если войти в пределы вон той дугообразной конструкции, которая, скорее всего, является зеркалом времени, то человек, на верное, мгновенно проживет свою жизнь и испепелится, — заметил Селиверстов.