Бен Чу - Мифы о Китае - все, что вы знали о самой многонаселенной стране мира, – неправда!

И все-таки в этой тенденции анализировать реалии Китая XX века, глядя на него через лупу прошлого, кроется определенная опасность. Биохимик и синолог Джозеф Нидхэм написал авторитетный семитомный труд, посвященный истории научных достижений Китая. Он документально доказал, что среди прочего такие вещи, как стремена, печатание, компас, порох и плуг, прежде считавшиеся западными изобретениями, впервые появились в Китае. Нидхэм не принимал аргументов Виттфогеля о том, что среди раннекитайских изобретений был и бюрократический тоталитаризм XX века. Он указывал, что мандаринам старого китайского двора часто дозволялось возражать императору и что вплоть до XV века в Китае существовал уровень интеллектуальной свободы, достаточный для обеспечения поразительного прогресса местной науки. «Цивилизация, подвергающаяся столь яростной атаке со стороны профессора Виттфогеля, в свое время набирала должностных лиц из поэтов и ученых», — протестовал Нидхэм… А был ли древний Китай и в самом деле тоталитарной гидравлической империей? Ирригационные работы в долине Желтой реки в ту эпоху вовсе не были столь уж грандиозными. Чем пристальнее вглядываемся мы в виттфогелевскую гипотезу, тем больше обнаруживается в ней дыр.

Однако теория Виттфогеля вводит нас в заблуждение в более глубоком смысле, так как она минимизирует новизну аппарата террора и контроля, созданного коммунистами в Китае, которые, в свою очередь, были вдохновлены на это аналогичными структурами, выстроенными большевиками в России. Несомненно, в истории Китая можно найти ужасающие примеры деспотизма, как, например, кастрация ученых; ей подвергся придворный историк Сыма Цянь, осмелившийся подать голос в защиту обвиняемого. Цинь Шихуанди использовал труд рабов для постройки оснований стены, предшествовавшей Великой Китайской стене, что наводит на аналогии с трудовыми лагерями времен культурной революции. Первый минский император Хун У за время своего правления уничтожил около ста тысяч человек, включая сюда не только неверных ему чиновников, но и их семьи. Имперская бюрократическая система была действительно очень изощренной и часто репрессивной, тем не менее императоры древности никогда даже близко не подошли к такой тотальной реконструкции всех аспектов жизни китайского народа, как это удалось сделать автократам, пришедшим к власти в 1949‑м.

Масштаб общественных потрясений, вызванных коммунистической директивной экономикой XX века, не имеет себе равных во всей предыдущей истории Китая. Осуществить эти изменения возможно было лишь с помощью современных коммуникационных технологий — газет и радио, а также с использованием нового репрессивного госаппарата и в особенности жесткой партийной иерархии. Маниакальная политика Большого скачка, когда крестьянам приказывали плавить собственные кастрюли в печках на заднем дворе для «производства» стали и прочесывать сельскую местность, убивая воробьев, чтобы те не склевывали посеянные семена, беспрецедентна. Кромсающий общественную ткань террор времен культурной революции, при котором учащихся подстрекали к избиению преподавателей, а бывших землевладельцев подвергали мучительным пыткам, также является совершенно новым в китайской истории. Культ личности Мао не имеет аналогов среди императоров древности. Как бы ни были жестоки правители старого Китая, они никогда не переворачивали общество с ног на голову, заставляя людей, как это делал Мао, подвергать уничтожению все, связанное с культурой прошлого.

Занимаясь поисками древних корней китайского тоталитаризма XX века, мы рискуем неправильно понять как прошлое, так и настоящее. Мао нравилось сравнивать себя с древними правителями Китая, однако почему мы должны придавать значение тому, каким воображал себя этот тиран и убийца? Мао не был императором. Стиль его правления гораздо ближе к Иосифу Сталину, нежели к Цинь Шихуанди. Что же касается шайки автократов, каковой является сегодняшнее Политбюро компартии, то как бы громко ни разглагольствовали они о достоинствах «гармонии», они — не конфуцианцы. Их тоталитарное однопартийное правление имеет гораздо больше общего с жесткими лидерами Северной Кореи, чем с учеными бюрократами эпох Цин и Мин.

Вглядываясь в историю, можно прийти и к совершенно другим выводам, весьма отличающимся от вышеизложенных. До XX века в Китае не существовало независимых и влиятельных общественных организаций, подобных тем, что способствовали росту демократии на Западе. Не было ни исполненных чувства собственного достоинства купеческих гильдий, ни буржуазии, способных обращаться в независимый суд с требованием защиты от произвола официальных властей. Не было популярных задиристых газет, чтобы бросать вызов государственным институтам и дразнить их; не было кофеен, где шел бы обмен либеральными идеями. И тем не менее представлять историю китайской философии в виде долгой и непрерывной апологии тирании, как это делали Гегель и Монтескье, было бы карикатурным искажением фактов. Мы находим у Конфуция и в других классических трудах не только почтительность к власти, но также и гуманистические принципы, проповедующие уважение к человеку. Книга «Мэнцзы», один из древнейших классических философских трактатов Китая, ясно указывает на право людей восставать против правителей, нарушающих «волю неба». В интерпретации ученого цинской эпохи Кан Ювэя Конфуций предстает отнюдь не реакционером, а реформатором для своего времени. Мы зашли бы слишком далеко, представив Конфуция и Мэнцзы в виде протодемократов, однако важно, что сами китайцы восприняли эти тексты по-новому. Они не приняли канонические сочинения в качестве морального оправдания репрессивного правления.