Бен Чу - Мифы о Китае - все, что вы знали о самой многонаселенной стране мира, – неправда!

Американский политолог Джозеф Най, известный своим вкладом в изучение международных отношений, ввел в оборот термин «мягкая сила». Этим понятием Най обозначает способность государства утверждаться в мире не за счет экономического или военного могущества (что является классическим примером «жесткой силы»), а через привлекательность своей культуры для других народов. Китай в этом плане пока мало что может предложить, и в Пекине об этом знают. Бывший премьер-реформатор Вэнь Цзябао сказал об этом так: «Китай обладает колоссальным торговым балансом, но при этом его культурный дефицит в международных отношениях огромен».

Китайское руководство открыло в разных странах сотни Институтов Конфуция, назначение которых состоит в пропаганде китайского языка и культуры. Подобные инициативы по-своему полезны, однако неоспоримым остается факт, что официальная культура по силе своего воздействия на умы и души не идет ни в какое сравнение с многообразием культуры негосударственной. Американские города Мотаун и Голливуд распространили американские музыку и кинематограф не только в Вашингтоне, но и во всем мире. В Китае, безусловно, имеется собственная развлекательная отрасль, однако за исключением кинематографической эпопеи о боевых искусствах Чжана Имоу она остается практически неизвестной за рубежом. И положение вещей вряд ли изменится до тех пор, пока государство не перестанет применять по отношению к своим художникам цензурные ограничения.

При этом Пекин ни в коей мере не собирается ослаблять свой контроль над культурой. В 2012 году кинорежиссер Лоу Е снял свое имя с титров нового фильма «Тайна», после того как пекинское Государственное управление по радиовещанию, кинематографии и телевидению накануне выхода фильма на экраны вырезало некоторые эпизоды. Лоу жалуется на своем веб-сайте: «Многие китайские режиссеры избегают снимать кино о реальной жизни, чтобы избежать проблем с цензурой… От нее не застрахованы ни один фильм, ни один продюсер, ни одна режиссерская работа». В 2012 году Нобелевскую премию по литературе получил Мо Янь; такой же премии до него в 2000 году был удостоен другой китайский писатель — живущий ныне во Франции Гао Синцзянь. Однако писатели в Китае также несвободны от вмешательства государства. «Я явственно ощущаю давление цензуры, когда пишу, — заявляет Мужун Сюэцунь, писатель, препарирующий в своих книгах мрачную изнанку жизни современного Китая. — К примеру, в голове у меня складывается фраза, но я тут же понимаю, что ее наверняка уберут. Поэтому я ее даже не записываю. Самоцензура — это худшее, с чем приходится сталкиваться». Часто цензура осуществляется совершенно открыто: как сообщает группа активистов Независимого китайского ПЕН-центра, в тюрьмах за инакомыслие томятся 143 китайских писателя. Вряд ли нужно объяснять, что державы, претендующие на лидерство в культуре, так себя не ведут.

Проводимая государством политика также может играть роль мягкой силы. Престиж США и Европы в значительной степени определяется тем, что многие люди из разных стран хотели бы жить в этих государствах. Как бы агрессивно и безответственно ни вели себя некоторые из развитых стран на мировой арене, открытость западного общества и сравнительно низкий уровень коррупции остаются для многих чрезвычайно притягательными. О руководимом компартией Китае такого не скажешь. Авторитарное правительство и массовая цензура мало кого в мире могут привлечь, за исключением разве горстки тиранов, интересующихся новыми репрессивными технологиями. Мой сосед за обеденным столом, неокоммунист Янь Сюэтун, высказался как-то, что «победа будет за страной, где власть принадлежит людям». Если принять это утверждение в качестве критерия, то можно сразу считать Китай с его теперешним подавляющим права человека режимом проигравшим, а наши интеллектуальные терзания по поводу непредсказуемых последствий ожидаемого экономического возвышения Китая — ничем не оправданной потерей веры в ценности открытого общества.

Как уже говорилось на страницах этой книги, мы пытаемся понять настоящее Китая, глядя на него сквозь призму истории. Однако мы не делаем надлежащих выводов из одного важного урока. До середины XIX века Китай имел крупнейшую в мире экономику. В 1820 году в стране призводилось 30 процентов от общемировой продукции, больше, чем в Европе и Соединенных Штатах, вместе взятых. При этом за пределами Восточной Азии влияние Китая в то время практически не ощущалось. Напротив, гораздо более бедные морские державы Европы сумели опрокинуть могущество Китая. Размеры экономики вовсе не означают автоматического превосходства. Если в Китае не произойдут серьезные преобразования, страна, даже имея крупнейшую в мире экономику, может снова оказаться лишенной существенного влияния за пределами своих границ.