Андрей Шарый - Дунай - река империй

Первый каменный мост через Дунай построен в 103–105 годах под руководством Аполлодора, арамея родом из Дамаска. Аполлодор считался крупнейшим архитектором своего времени, был любимым каменных дел мастером императора Траяна. Строительство моста, соединявшего римские провинции Дакия и Верхняя Мёзия, велось в сжатые сроки, для возведения каменных опор пришлось на время отвести русло реки в рукава. Длина Траянова моста составляла 1097 метров, ширина – 15, высота над поверхностью воды – 19. С обеих сторон переправу защищали крепостные сооружения. Деревянные арки моста Аполлодор укрепил на двадцати каменных опорах. Мост был разрушен через полтора века по приказу императора Аврелиана: римляне опасались проникновения через Дунай племен готов. В 1856 году обмеление реки обнажило все двадцать опор. Они мешали судоходству, и после долгих дебатов в 1906 году две из них снесли. В 1982 году археологи, исследовавшие речное дно, обнаружили только четырнадцать опор, остальные, как полагают, разрушила вода. Если бы мост Аполлодора стоял до сих пор, он связывал бы румынский город Дробета-Турну-Северин и сербский Кладово. На южном берегу сохранилась римская мемориальная доска, Tabula Traiana, оповещающая о завершении строительства военной дороги. Другой древний мост через Дунай возведен в 328 году по указанию императора Константина I Великого. Циклопическое деревянное сооружение на каменных опорах (длина 2437 метров, из которых 1137 над водой, ширина 5,5 метра, высота десять метров) просуществовало три или четыре десятилетия и, вероятно, было разрушено варварами. Римские хроники сохранили упоминания о построенных в разное время шести мостах через Дунай.

Давление варваров все увеличивало значение таких лагерей, пока их не покинула наконец римская стража. Случалось и так, что крепость со стоном падала, пораженная смертельным ударом вестготов или остготов; захватчики сжигали здания дотла, стены разрушали до основания. Фрагменты Главных правых ворот или Главных левых ворот, присмотревшись, можно теперь заметить в какой-нибудь средневековой кладке, как, например, в Регенсбурге, где останки Porta Preatoria вмурованы в стены здания постройки XVII века. Но все-таки новые христианнейшие государи чаще строили города на новых местах, а римские развалины обживали лопухи и ящерицы.

Ровно таково и прошлое Карнунта, сейчас безмятежной деревни Петронелль-Карнунтум в федеральной земле Нижняя Австрия на дунайской полдороге между Веной (римской Виндобоной) и Братиславой (римской Герулатой), а 1800 лет назад – административного центра провинции Верхняя Паннония. Карнунт оставался часовым Дуная почти полный цикл существования империи  [5]: год основания этого поселения (6-й нашей эры) упоминает в “Римской истории” Гай Пеллей Патеркул. Деревянные стены вокруг военного лагеря возвели сорок лет спустя, при императоре Клавдии, для постоянной дислокации на этом важном пограничном участке бойцов XV легиона Apollinaris. Именем Аполлона бордовые с золотом щиты легионеров прикрывали Карнунт от набегов с территории теперешней Чехии полчищ маркоманов. Еще через полвека здесь разместили другой легион, XIII Gemina Marcia Victrix (“парный”, от лат. gemina – близнецы, то есть сформированный из разных соединений). Эта воинская часть, на штандартах которой красовалось изображение единорога, так прославилась в сражениях с различными врагами Рима, что получила от императора Нерона когномен “Победитель, благословленный Марсом”, MarciaVictrix. В Карнунте легионеры в общем счете квартировали четыреста лет, пока не получили самый последний, горький приказ командования: прекратить охрану государственной границы.

Грубая солдатская сила олицетворяла “священную мечту Рима” – его идеалы и его величие, – обеспечивая миропорядок античной цивилизации, Pax Romana. Моралист Плутарх назвал Рим “якорем, который навсегда приютил в гавани мир, долго обуреваемый и блуждавший без кормчего”. Философ ошибся насчет “навсегда”, хотя в отношении сиюминутных обстоятельств оказался прав: “Рим организовал всечеловеческое общество среди ожесточенной борьбы людей и народов”. Другой древний грек, оратор Аристид (II век нашей эры), заметил: “Имя римлянина перестало быть принадлежностью одного города, но стало достоянием человеческого рода”. Рим, как считали многие его подданные, являл собой благо для покоренных народов, стал их общим отечеством, которое легионеры обороняли и на берегах Дуная, и на берегах Евфрата, и на берегах Нила, и на берегах Рейна. На этих дальних рубежах римская цивилизация представляла собой образец для подражания, но в сложном процессе взаимодействия метрополии и провинций складывались предпосылки кризиса империи: созидательная сила растрачивалась, пока не растратила себя окончательно.