Олег Трубачев - К истокам Руси. Народ и язык

Короче говоря, если в целом в славянской этимологии и ономастике неясностей, как и везде, хватает, то имя Киева представляет блистательное исключение: здесь все ясно до уровня школьной хрестоматии. Не знаю, почему, а может, – именно потому, но, вопреки всякому здравому и научному смыслу, как я уже сказал, атаки на славянское происхождение названия Киев не прекращаются; наоборот, в последнее время они умножились, причем в ход пускаются все возможные и невозможные аргументы, призванные поразить воображение не слишком опытного или не очень внимательного читателя. Опытный и внимательный, я уверен, все же разберется в них. Правда, и новые аргументы в пользу неславянского происхождения имени Киева ничем не лучше старых и опрокидываются столь же безоговорочно и на тех же незыблемых основаниях, что уже мной приводились. И тем не менее, спор явно перерастает масштабы «локального конфликта». Как и все в науке и в истории, связанное с Киевом, спор вокруг Киева быстро приобретает общеславянское значение, и поэтому он разбирается нами здесь. Я не намерен сколько-нибудь задерживаться на недавних попытках тюркских этимологий Киева, потому что они не только неубедительны, но элементарно некорректны научно.

А теперь – перевернем еще одну страницу истории, поскольку речь пойдет об открытии, а открытия новых источников всегда дарят нам по крайней мере одну новую страницу истории. Тем более что за этим следует обычно оживление комментаторской деятельности. Убежден, что она, эта комментаторская деятельность, представит даже методологическую поучительность, поскольку явит примеры того, как из одних и тех же исходных моментов будут сделаны противоположные заключения.

В свое время в развалинах средневекового Каирского пригорода Фустат в Египте была обнаружена рукопись, получившая известность в науке как «киевское письмо». Всесторонне исследован и опубликован был этот действительно важный документ сравнительно недавно, в 1982 году, совместными силами семитолога Н. Голба и ориенталиста О. Прицака (Golb N. and Pritsak О. Khazarian Hebrew documents of the Tenth century. Cornell university press. Ithaca and London, 1982. Ср. также рецензию: Р.В. Golden. A new discovery: Khazarian Hebrew documents of the Tenth centure… // Harvard Ukrainian studies. Vol. VIII. No 3/4, December, 1984). Последний выступает при этом также как славист, и как раз славистическая часть анализа представляется наиболее уязвимой.

Что касается «киевского письма», то это редкий документ конца хазарской эпохи, достаточно древняя, предположительно около 930 года, рукопись, написанная на «отличном», как заверяет нас специалист, древнееврейском языке, скрепленная подписями иудеев, «носящих хазарские имена» (что, впрочем, не совсем так: среди этих имен есть Gostata – явно древнерусское Гостята; см. специально: Торпусман А.Н. Антропонимия и межэтнические контакты народов Восточной Европы в Средние века // Имя – этнос – история. М., 1989. С. 48 и сл.), и визой по-хазарски тюркским руническим письмом (Golb – Pritsak. P. XIII). Содержательная сторона сообщает нам немало интересного. Это рекомендательное письмо, упоминающее о денежном займе у местных неиудеев; достаточно указать на то, что письмо (видимо, вместе с должником) попало из древнего Киева в Египет. Но самой, пожалуй, замечательной информацией, как это признают издатели рукописи и признаем с ними мы, является то, что авторы письма именуют себя «общиной Киева» (имеется в виду еврейская община Киева), причем в этих словах оригинала – qāhāl šel qiyyōb – содержится древнейшее упоминание Киева вообще. Все другие известные древнееврейские записи имени Киева – более поздние, XII и последующих веков. Запись названия Киева в «киевском письме» предшествует также византийской записи Кιοάβа, Кίοβа сочинения Константина Багрянородного «О том, как надо управлять империей» (около 948 г.) и, кстати, близка к ней фонетически.

Историко-лингвистическое свидетельство этого самого раннего упоминания Киева в вышеназванном «киевском письме» имеет для славистики безусловно выдающееся значение. Древнееврейская запись 1-й половины X в. – qiyyōb – почти совпадает фонетически с нашей нынешней формой, иными словами, она отражает славянское состояние уже послеизвестного перехода кй > ку и даже – после перехода ку– > ki-, хотя форма Киевъ держалась в архаизирующей древнерусской графике, мы знаем, достаточно долго. Так что здесь мы имеем момент живой древнерусской речи и абсолютной хронологии. Принципиальная важность всего этого становится понятна в полной мере лишь после того, как мы сопоставим эти данные с тем фактом, что примерно в то же время(930 – 950-е годы) арабский автор аль-Истахри приводит форму kūyāβа (о Киеве), которая вместе с латинской записью XI в. Cuiewa у Титмара Мерзебургского столь долго служила поводом для смятения ученых мозгов, вызывая к жизни совершенно бесполезные сближения с польскими Куявами.