Александр Дюма - Сальватор. Том 1

– Вы что же, газет не читаете? – удивился г-н Жерар.

– Почему же? Читаю… – глухо проговорил монах, начиная понемногу осознавать, какая бездна разверзлась у его ног.

– А раз вы их читали, вы должны понимать, зачем я пришел.

Разумеется, Доминик все понимал, он стоял, обливаясь холодным потом.

– Пока я жив, – понизив голос, продолжал г-н Жерар, – эта исповедь ничего не значит.

– Ничего не значит?.. – автоматически переспросил монах.

– Да ведь священникам запрещено под страхом вечного проклятия обнародовать исповедь, не имея на то позволения кающегося, не так ли?

– Вы дали мне разрешение! – в отчаянии вскричал монах.

– Если бы я умер – да, разумеется. Но раз я жив, я беру свои слова назад.

– Что вы делаете? – вскрикнул монах. – А как же мой отец?!

– Пусть защищается, пусть обвиняет меня, пусть доказывает свою непричастность. Но вы, исповедник, обязаны молчать!

– Ладно, – молвил Доминик, понимая, что бесполезно бороться с роком, представшим пред ним в виде одной из основополагающих догм Церкви. – Ладно, ничтожество, я буду молчать!

Он оттолкнул руку Жерара и двинулся в свою комнату.

Но Жерар вцепился в него снова.

– Что вам еще угодно? – спросил монах.

– Что мне угодно? – повторил убийца. – Документ, который я дал вам, не помня себя.

Доминик прижал руки к груди.

– Бумага при вас, – догадался Жерар. – Она – вон там…

Верните мне ее.

Монах снова почувствовал, как его руку обхватил железный обруч – такова была хватка у Жерара, – а пальцем другой руки убийца почти касался свитка.

– Да, документ здесь, – подтвердил аббат Доминик, – но, слово священника, он останется там, где лежит.

– Вы, значит, собираетесь совершить клятвопреступление?

Хотите нарушить тайну исповеди?

– Я уже сказал, что принимаю условия договора, и пока вы живы, я не пророню ни слова.

– Зачем же вам эта бумага?

– Господь справедлив. Может быть, случайно или в результате Божьей кары вы умрете во время суда над моим отцом.

Наконец, если моему отцу будет вынесен смертный приговор, я подниму этот документ и воззову к Господу: «Господь Всемогущий, Ты велик и справедлив! Порази виновного и спаси невинного!» На это я имею право и как человек, и как священник.

И правом своим я воспользуюсь.

Он оттолкнул г-на Жерара, преграждавшего ему путь, и пошел наверх, властным жестом запретив убийце следовать за собой. Доминик вошел к себе, запер дверь и упал на колени перед Распятием.

– Господи Боже мой! – взмолился он. – Ты все видишь, Ты все слышишь, Ты явился свидетелем того, что сейчас произошло.

Господи Боже мой! Было с моей стороны святотатством обращаться к помощи людей… Взываю к Твоей справедливости!

Потом он глухим голосом прибавил:

– Но если Ты откажешь мне в справедливости, я ступлю на путь отмщения!

Месяц спустя после событий, описанных в предыдущих главах, в воскресенье, 30 апреля, улица Лаффит – в те времена она называлась улицей Артуа – около одиннадцати часов вечера выглядела весьма необычно.

Представьте себе, что Итальянский бульвар, а также бульвар Капуцинов вплоть до бульвара Магдалины, бульвар Монмартр – до бульвара Бон-Нувель, а с другой стороны, параллельно бульварам, всю улицу Прованс и прилегающие к ней улицы запрудили экипажи с пылающими факелами. Вообразите улицу Артуа, освещенную двумя гигантскими тисами в лампионах по обе стороны от входа в роскошный особняк; два верховых драгуна охраняют этот вход; двое других стоят на перекрестке, образованном улицей Прованс, – и вы будете иметь представление о зрелище, открывшемся тем, кто находился неподалеку от особняка Марандов в тот час, когда его хозяйка давала «нескольким друзьям» один из вечеров, на которые жаждет попасть весь Париж.

Последуем за одним из экипажей, тянущихся вереницей к особняку, и подойдем вслед за ним к парадному подъезду. Мы остановимся во дворе в ожидании знакомого, который бы нас представил, а пока изучим расположение особняка.

Особняк Марандов находился, как мы уже сказали, на улице Артуа между особняком Керутти, до 1792 года дававшим название улице, и особняком Ампиров.

Три корпуса особняка образовывали вместе с лицевой стеной огромный прямоугольник. Справа были расположены апартаменты банкира, в центре – гостиные политика, а слева – апартаменты очаровательной женщины, уже не раз представленной нашим читателям под именем Лидии де Маранд. Три корпуса соединялись между собой, так что хозяин мог присматривать за всем, что делается в доме, в любое время дня и ночи.