Александр Дюма - Сальватор. Том 2

– Чем ты мне отдашь долг, крестник? Нет ничего проще:

напишешь мне картину вот по этому эскизу.

И он указал Петрусу на сражение «Прекрасной Терезы»

с «Калипсо».

– Картина должна быть тридцати трех футов в – длину и шестнадцати с половиной футов в высоту 3, – продолжал он. – Ты изобразишь меня на палубе рядом с твоим отцом в ту минуту, когда я ему говорю: «Я буду крестным твоего первенца, Эрбель, и мы будем квиты».

– Да куда же вы повесите этакую громадину?

– У себя в гостиной.

– Да вы ни за что не найдете дом с гостиной шириной в тридцать три фута.

– Я прикажу выстроить такой дом специально для твоей картины.

– Вы случаем не миллионер, крестный?

– Если бы я был только миллионером, мальчик мой, – снисходительно отвечал Пьер Берто, – я купил бы трехпроцентные бумаги, получал бы от сорока до пятидесяти тысяч ливров ренты и с трудом перебивался бы с хлеба на воду.

– Ох, ох, ох! – бросил Петрус.

– Дорогой друг! – продолжал капитан. – Разреши мне в двух словах рассказать о себе.

– Разумеется!

– Когда я расстался с твоим славным отцом в Рошфоре, я сказал себе: «Ну, Пьер Берто, честным пиратам во Франции больше делать нечего, займемся торговлей!» Я превратил пушки в балласт и стал торговать черным деревом.

– Иными словами, вы торговали черным товаром, дорогой крестный.

– Это называется «черным товаром»? – наивно спросил капитан.

– Думаю, да, – отвечал Петрус.

– Эта торговля кормила меня три или четыре года, и кроме того, я завязал отношения с Южной Америкой. Когда вспыхнуло восстание, губительное для Испании и ее трухлявой и дряхлой нации, я поступил на службу к Боливару. Я угадал в нем великого человека.

– Так вы, значит, один из освободителей Венесуэлы и Новой Гренады, а также основателей Колумбии? – изумился Петрус.

– И горжусь этим, крестник! Но после уничтожения рабства я решил разбогатеть другим способом. Мне показалось, что в окрестностях Квито я видел участок, богатый золотыми самородками. Я тщательно изучил местность, напал на жилу и попросил концессию. Учитывая мои заслуги перед Республикой, мне предоставили упомянутую концессию. Через шесть лет я заработал четыре миллиона и уступил эту разработку за сто тысяч пиастров – иначе говоря, она приносит мне по сто тысяч ливров ежегодно. После этого я вернулся во Францию, где намерен недурно устроиться со своими четырьмя миллионами и жить на пятьсот тысяч ливров ренты. Ты одобряешь мой план, крестник?

– Еще бы!

– Детей у меня нет, родственников – тоже… нет даже внучатых племянников. Жениться я не намерен; что же, по-твоему, мне делать с таким состоянием? А тебе оно принадлежит по праву…

– Капитан!

– Ну вот, опять ты за свое! Тебе оно принадлежит по праву, а ты с самого начала отказываешься от тридцати трех тысяч франков?

– Надеюсь, вы понимаете мои чувства, дорогой крестный.

– Нет, признаться, не понимаю, что тебе не нравится. Я холостяк, я сказочно богат, я твой крестный отец и предлагаю тебе сущую безделицу, а ты отказываешься! Знаешь ли ты, мой мальчик, что впервые за время нашей встречи ты проявил ко мне чудовищную несправедливость?!

– Я не хотел вас обидеть, крестный.

– Хотел ты или нет, – прочувствованно выговорил капитан, – ты глубоко меня огорчил! Ранил в самое сердце!

– Простите меня, дорогой крестный, – не на шутку встревожился Петрус. – Я совсем не ожидал от вас такого предложения и растерялся, когда услышал его, а потому не проявил должной признательности. Приношу вам свои извинения.

– Так ты принимаешь мое предложение?

– Этого я не сказал.

– Если ты откажешься, знаешь что я сделаю?

– Нет.

– Сейчас узнаешь.

Петрус ждал, что будет дальше.

Капитан вынул из внутреннего кармана туго набитый бумажник и раскрыл его.

В бумажнике лежали банковские билеты.

– Я возьму отсюда тридцать три билета – а здесь их две сотни, – скомкаю их, отворю окно и вышвырну на улицу.

– Зачем? – спросил Петрус.

– Чтобы показать тебе, что я делаю с этими бумажками.

И капитан выхватил из бумажника дюжину билетов и скомкал их, словно это не были деньги.

После этого он решительнейшим образом направился к окну.

Петрус его остановил.

– Не надо глупостей, давайте попробуем найти общий язык.

– Тридцать три тысячи или смерть! – пригрозил капитан.

– Не тридцать три, учитывая, что все деньги мне не нужны.

– Тридцать три тысячи франков или…

– Да выслушайте же, черт побери, или я стану ругаться, как матрос. Я вам докажу, что я – сын корсара, тысяча чертей и преисподняя!