Владимир Ян - Батый

– Прикажи мне снова служить тебе!

Бату-хан молчал. Князь Глеб продолжал смелее:

– В цветущих твоих степях я тебе не нужен. Но на русской земле я буду тебе очень полезен... Будь милостив! Назначь меня в Рязань твоим баскаком! Вспомни мою преданную службу...

Князь Глеб, ища поддержки, взглянул на Субудай-багатура. Тот сидел неподвижно, с непроницаемым лицом, смотря в землю немигающим глазом. Юлдуз-Хатун отвернулась.

Бату-хан заговорил:

– Кто предает свою родину, тот человек ненадежный. Ему нельзя верить. Он изменит и господину.

– Я был верен тебе! — с отчаянием воскликнул князь Глеб. — Я оказал тебе важные услуги... Я открыл, где находился лагерь князя Георгия...

– Так...

– Вспомни, я сам, добровольно пришел к тебе!

– А куда тебе было идти? Урусуты прогнали тебя, Кипчакские степи стали покорны мне.

– Но...

Бату-хан повернулся к Субудай-багатуру:

– Мой мудрый советник! Ты обещал рассказать о борьбе моего великого деда с храбрым Ван-ханом.

Точно проснувшись, Субудай-багатур поднял голову и взглянул пристально на молодого джихангира. Он начал ровным, спокойным голосом:

– Бессмертный воитель, твой славный дед, воевал с владыкой караитов 203 Ван-ханом. Могучее и сильное племя было покорено. Но смелый Ван-хан не сдавался. Собрав своих последних храбрецов, он защищался, как волк. Это был могучий, смелый враг! Твой великий дед уважал его храбрость...

– Что же было дальше?

– Воины Чингиз-хана одерживали победы, нельзя было противиться им. Ван-хан был окружен. Он потерял последних нукеров и бежал с двумя слугами...

Бату-хан слушал внимательно и кивал головой. Юлдуз-Хатун придвинулась ближе. И Ла-хэ взволнованно прижала руки к груди. Князь Глеб обводил всех злобным взглядом.

– Славный Ван-хан спасся?

Субудай-багатур засопел:

– Нет, Ослепительный! Желтоухие собаки, его слуги, предали его. Во время сна они подкрались к своему господину, убили и принесли его голову великому Чингиз-хану.

Все молчали. Субудай-багатур продолжал:

– Подлые собаки ждали милости Великого Воителя. Но он разгневался. "Когда Ван-хан был могущественным и сильным — вы служили ему! Когда он в несчастье доверился вам — вы воспользовались его горем!.." И мудрый Чингиз-хан приказал сломать предателям спину...

Бату-хан медленно повернулся:

– Ты слышал?..

Князь Глеб уцепился за ноги джихангира, Бату-хан оттолкнул его:

– Ты говоришь, что служил мне? За это тебе давали золото. А за предательство следует наказывать... Могу ли я доверять предателю?

Бату-хан покосился на серое, помертвевшее лицо Глеба:

– Достойный человек не боится смерти...

– Ослепительный! Прости... сжалься... — бормотал князь Глеб.

Маленькая дрожащая ручка легла на темную сильную руку Бату-хана.

– Хорошо... живи!

Князь Глеб бросился целовать красные сапоги Бату-хана.

– Уходи! — сказал резко джихангир. — Арапша! Прикажи нукерам увести коназа из лагеря в степь.

– Куда же я пойду!.. — закричал князь Глеб. — У меня больше нет родины!

Бату-хан отвернулся. Два нукера вытащили отбивавшегося Глеба 204. Арапша, с непроницаемым, спокойным лицом, опустил за ним тяжелый дверной полог.

В марте в Перуновом Бору было безлюдно и тихо. Ратники, ушедшие по призыву рязанского князя, — как доходили слухи, — бились и под Суздалем, и на Берендеевом болоте, и на берегах Сити и Мологи.

Вернутся ли? Вороги немилостивые никого в живых не оставляют...

На месте сгоревших изб разгромленного татарами селения остались только глиняные печи и груды черных, обугленных обломков. Только несколько крайних к озеру избенок сиротливо прижались друг к другу. Там ютились оставшиеся в живых ребятишки. Их пестовала жена Звяги, еще более исхудавшая, и две бездомные старухи. Они каждый день проверяли в озере мережи и приносили линей и карасей. Тем все и кормились, да еще коржиками, спеченными из мякины и толченой сосновой коры.

Весеннее яркое солнце растопило снега, завалившие вековые леса. Вокруг Перунова Бора нельзя было ни пройти, ни проехать. Птицы налетели дружными стаями, свистели, перекликались, пестрые дятлы долбили стволы и вскрикивали: "Чок-чок!"

В начале апреля на лодках переехали озеро первые сбеги. Они говорили старухам-рыбачкам вполголоса, точно все еще боялись, что их услышат татары:

– Много их еще бродит по дорогам, но, кажись, главная сила их ушла в Дикое поле. Теперь последние отряды их потянулись туда же. А мы хотим к вам пристать. Здесь жито сеять... Не откажите! Тут нам любо: и от больших дорог подальше, и тихо, и рыбка в озере поплескивает... Наши яровые взойдут, и никто уже нашего хлебушка не отберет.