Николай Томан - Что происходит в тишине

Чертежный столик

Утром следующего дня капитан Астахов пришел в штаб инженерных войск с намерением самым тщательным образом осмотреть чертежный стол Кедровой. В штабе было оживленно. Полковник Белов, обычно работавший в своей землянке, сидел за столом старшего помощника. Остальные офицеры тоже были в сборе и усердно рылись в пухлых делах и справочниках. Кедрова за высоким чертежным столом переписывала какой-то график.

- Что это у вас сегодня с самого утра такое оживление? - поздоровавшись, спросил Астахов полковника.- Ведь вы же привыкли ночами работать.

- На фронте затишье, - отвечал полковник, - велено боевой подготовкой заниматься. Вот составляем план-программу. Но вы-то, конечно, знаете, в чем дело?-добавил он, понизив голос.

Да, капитан знал, в чем дело. Он знал, что с утра уже качалась подготовка к новой крупной операции фронтового масштаба, но штабам было категорически запрещено говорить об этом. С этого дня не разрешалась телефонная, телеграфная и радиосвязь с войсками по оперативным вопросам. Большинство телефонов, связывающих отделы армии с корпусами и дивизиями, также было выключено. Запрещалось пользоваться рациями. Разговаривать с войсками позволялось только по вопросам боевой подготовки. Необходимо было создать у противника впечатление перехода армии к длительной обороне.

- У меня к вам просьба" товарищ полковник, - сказал Астахов, подсаживаясь к столу Белова. - Я хочу попросить схему вашего чертежного столика. Мы собираемся себе такой же соорудить. Мне кажется чрезвычайно удобной его конструкция.

- Пожалуйста, он у нас не засекреченный, - пошутил полковник. - Обратитесь к Наташе, это ее изобретение. Капитан подошел к Наташе:

- А вы не возражаете, Наташа? Не боитесь, что я присвою ваше изобретение?

- Вряд ли вы на него польститесь, - засмеялась Наташа.-Это ведь далеко не шедевр конструкторской мысли.

- А мне и не нужно шедевра. Стол ваш прельщает меня своей портативностью. Он ведь разбирается?

- Да, разбирается. Могу продемонстрировать... Помогите-ка мне, товарищ Яценко.

- Нет, нет, товарищ Яценко, - возразил Астахов. - Занимайтесь своим делом, я сам помогу Наташе.

Вместе с Наташей он быстро разобрал чертежный столик и внимательно осмотрел его детали. Все было естественно, очень просто и удобно.

- Отличный столик! - похвалил Астахов. - Надеюсь, вы дадите мне его чертеж?

- Да, конечно. Сегодня вечером сделаю.

Когда капитан Астахов попрощался, к Наташе подошел старший сержант Яценко и шепнул:

- Что-то уж очень стал интересоваться тобой капитан... Ему этот столик нужен, как мне бальное платье. Не собирается ли он за тобой ухаживать?

- Ну, что ты, Остап, чушь какую-то мелешь! - недовольно возразила Наташа и вдруг со страхом почувствовала, что краснеет.

Войска идут к фронту

Вечером, когда Астахов, по заданию генерала Погодина, выехал в штаб фронта, все основные дороги были забиты артиллерией, танками и пехотой. Под прикрытием почив район предстоящих крупных операций стягивались войска. Спокойные, почти безлюдные днем дороги ожили.

Мощный шум моторов, лязг металла, ржание лошадей, человеческие голоса все слилось теперь в сплошной глухой шум.

Астахов всегда любил наблюдать эти ночные передвижения войск, полные затаенной могучей силы. Люди, моторы, орудия - все тут было подчинено единой непреклонной воле. Ею все соединялось, все цементировалось, все направлялось в одну точку. И даже тогда, когда танкисты шли в пункт А, артиллеристы - в пункт Б, а пехота - в пункт В, все они шли к одной общей цели.

Проникнутые той чудодейственной силой, которая в военных приказах именовалась волей к победе, советские войска неутомимо шли, ехали, плыли и летели, вытаскивая из непролазной грязи машины, биением собственного сердца оживляя заглохшие моторы.

Машина Астахова лавировала между танковыми громадами, всползала на крутые подъемы, увиливала от страшных гусеничных тягачей и самоходок, осторожно огибала неутомимую, всюду поспевающую пехоту.

Астахов знал, что вся эта кипучая, напряженная ночная жизнь прекратится с первыми лучами рассвета. Неумолимые регулировщики перечеркнут дороги шлагбаумами и без специального пропуска не выпустят за их пределы ни одной машины, ни одной живой души. Все уйдет тогда в лес, обрастет искусственными насаждениями, зароется в землю. Заботливые руки укроют густыми ветвями стволы орудий, составят в козлы винтовки, освободят от седел коней. Остынут в густой тени деревьев горячие тела машин. На траве, на шинелях, на плащ-накидках разлягутся уставшие люди. Все заснет, притаится от хищного взгляда воздушной разведки противника, и все внешне будет казаться спокойным, неизменным, ничем не угрожающим.