Петр Романов - Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II

Формула эта, естественно, относится не только к России и свидетельствует о том, насколько легко любому народу перепрыгнуть с первой на вторую, а затем и на последующие ступени национализма. Грань между вполне естественным для каждого народа чувством патриотизма и национальным самодовольством едва заметна, а само перерождение как общества в целом, так и отдельной личности происходит исподволь.

Чтобы запечатлеть на пленке, как зреет плод, оператору нужна, как известно, довольно длительная экспозиция. В данном случае можно воспользоваться примерно той же технологией. История это позволяет.

Одним из основоположников николаевской идеологии многие специалисты не без оснований называют автора известной «Истории государства Российского» Николая Карамзина. Задолго до вступления «идеального самодержца» на трон он подробно разрабатывал тему соотношения национального и западного в русской жизни.

Несколько цитат из работ Карамзина, написанных на протяжении 35 лет, позволяют проследить, как же происходит процесс перехода от национального самосознания к национальному самодовольству, а затем и к самообожанию.

Год 1790-й. Из книги «Письма русского путешественника»:

Путь образования или просвещения один для народов; все они идут им вслед друг за другом. Иностранцы были умнее русских; итак, надлежало от них заимствовать, учиться, пользоваться их опытами. Благоразумно ли искать, что сыскано? Лучше ли б было русским не строить кораблей, не образовать регулярного войска, не заводить академий, фабрик для того, что все это не русскими выдумано? Какой народ не перенимал у другого? И не должно ли сравняться, чтобы превзойти?

…Петр Великий… объявил войну нашим старинным обыкновениям, во-первых, для того, что они были грубы, недостойны своего века; во-вторых, и для того, что они препятствовали введению других, еще важнейших и полезнейших иностранных новостей… Все народное ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не славянами. Что хорошо для людей, то не может быть дурно для русских; и что англичане или немцы изобрели для пользы, выгоды человека, то мое, ибо я человек!

Год 1802-й. Из статьи «О любви к отечеству и народной гордости»:

…мне кажется, что мы излишне смиренны в мыслях о народном своем достоинстве, – а смирение в политике вредно… Петр Великий, соединив нас с Европою и показав нам выгоды просвещения, ненадолго унизил народную гордость русских. Мы взглянули, так сказать, на Европу, и одним взором присвоили себе плоды долговременных трудов ее. Едва великий государь сказал нашим воинам, как надобно владеть новым оружием, они, взяв его, летели сражаться с первою европейскою армиею… Скоро другие могли и должны были перенимать у нас; мы показали, как бьют шведов, турков – и, наконец, французов. Сии славные республиканцы, которые еще лучше говорят, нежели сражаются, и так часто твердят о своих ужасных штыках, бежали в Италии от первого взмаха русских штыков. Зная, что мы храбрее многих, не знаем еще, кто нас храбрее…

Теперь мы уже имеем столько знаний и вкуса в жизни, что могли бы жить, не спрашивая: как живут в Париже и в Лондоне?

Год 1811-й. Из «Записки о древней и новой России»:

Явился Петр… Потомство воздало усердную хвалу сему бессмертному государю и личным его достоинствам и славным подвигам… Но мы, россияне, имея перед глазами свою историю, подтвердим ли мнение несведущих иноземцев и скажем ли, что Петр есть творец нашего величия государственного?… Забудем ли князей московских… Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в собственном их сердце. Россия… существует около 1000 лет… в виде государства великого, а нам все твердят… о новых уставах, как будто бы мы недавно вышли из темных лесов американских!

Наконец, год 1825-й. Из письма к историку и писателю Александру Тургеневу:

Для нас, русских с душою, одна Россия самобытна, одна Россия истинно существует; все иное есть только отношение к ней, мысль, привидение.

Трансформация завершена. Начав с утверждения о том, что «главное быть людьми, а не славянами», Карамзин пришел к высокомерному выводу, что «одна Россия самобытна, одна Россия истинно существует; все иное есть только… привидение».

Именно с этой карамзинской мыслью и вступил на престол в 1825 году Николай I. Он искренне заявлял, что русское «несовершенство во многом лучше их совершенства».

Лет через десять так в империи думало уже подавляющее большинство образованных граждан. Крепостное право, утверждал великий русский писатель Гоголь, «сообразуется с волей Божией, а не с… какими-нибудь европейскими… затеями». Он был, как и Пушкин, вполне искренен, когда заявлял, что «…Европа приедет к нам не за покупкой пеньки и сала, но за покупкой мудрости, которой не продают больше на европейских рынках».