Петр Романов - Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II

Вслед за шутками последовала и прямая угроза: «Скажу вам откровенно: я добрый друг моих друзей и враг моих врагов».

Часто Бисмарку приписывают следующее высказывание:

Не надейтесь, что единожды воспользовавшись слабостью России, вы будете получать дивиденды вечно. Русские всегда приходят за своими деньгами. И когда они придут – не надейтесь на подписанные вами иезуитские соглашения, якобы вас опрадывающие. Они не стоят той бумаги, на которой написаны. Поэтому с русскими стоит или играть честно, или вообще не играть.

Точной ссылки на него я не нашел, но если это действительно сказано немецким канцлером, то следует признать, что летом 1875 года Бисмарк своим словам изменил. Когда на Балканах вновь стало жарко (сначала восстала Герцеговина, затем ситуация обострилась в Сербии, Черногории и далее), пруссак затеял против России большую интригу.

Но сначала о позиции самих русских. В отличие от своего отца, без особых сомнений ринувшегося в водоворот Восточной (Крымской) войны, Александр II в свою собственную восточную войну входил крайне неохотно. Главным делом его жизни было стремление помочь не «славянским братьям», а своим собственным согражданам. Помощь эта состояла в проведении либеральных реформ. И для этого реформатор нуждался в мире, а не в пушечной пальбе.

Исходя из этого, российский МИД старался урегулировать кризис на Балканах мирным путем, а если не получится, то, по крайней мере, избежать (в случае столкновения с Турцией) общеевропейской изоляции, как это произошло с Николаем I. В августе 1872 года в Берлине прошла встреча русского, германского и австрийского монархов, результатом которой стало создание Союза трех императоров, а в следующем году были подписаны русско-германская военная конвенция о взаимопомощи и русско-австрийский договор «о совместной линии поведения». Исходя из этих договоренностей, Россия и строила свою политику.

Излагая официальный взгляд на очередной балканский кризис, «Правительственный вестник» в то время писал:

Важные политические события, совершающиеся ныне на Балканском полуострове, застали Россию не одну, а в союзе с двумя державами, одинаково с нею одушевленными желанием сохранить и упрочить европейский мир.

Это было ошибочное заявление. На самом деле Пруссия и Австрия отнюдь не горели желанием сохранить мир. Новый балканский кризис их устраивал и сулил немалые дивиденды. В этом тройственном союзе только на поверхности царили тишина и покой, зато на самом дне подводных течений хватало с избытком: австрийцы и пруссаки вместе играли против России, а параллельно с первой интригой Бисмарк вел вторую, сугубо индивидуальную антирусскую игру, используя здесь австрийцев уже втемную.

Пока Россия пыталась найти выход из балканского тупика, Вена втайне от Петербурга договорилась с Берлином о том, что так или иначе итогом кризиса должно стать присоединение к Австрии территорий Боснии и Герцеговины. К этой давней мечте императора Франца Иосифа Бисмарк отнесся с пониманием, поскольку считал, что Вена заслуживает компенсации, раз уж Пруссия потеснила ее в Германском союзе на задний план.

Именно поэтому австрийцев и пруссаков не устраивал ни вариант примирения в Боснии и Герцеговине, чего хотела бы Турция, ни вариант обретения этими территориями независимости, что полностью устраивало Россию. Дипломатическая игра, которую вели в этот период Вена и Берлин, не имела ничего общего с политикой Петербурга. Союзники подыгрывали русским везде, где это отвечало их собственным интересам, и чинили препятствия там, где действия Петербурга могли поставить под угрозу реализацию мечты Франца Иосифа.

Русская дипломатия, не имевшая представления о сговоре, между тем не раз ломала голову над, казалось бы, не вполне логичными маневрами своих партнеров. В оправдание чрезмерной доверчивости России в этот период следует признать, что, торпедируя усилия русского МИДа, союзники (они же заговорщики) действовали необычайно изобретательно. Когда Горчаков заявил, что, с его точки зрения, целью дипломатического вмешательства Европы должно стать постепенное образование из христианских областей Оттоманской империи вассальных, но автономных княжеств с номинальным подчинением султану, на это сразу же последовало резкое возражение австрийцев. Вена заявила, что выступает против автономии, особенно в Боснии и Герцеговине, поскольку это приведет не к миру, а к увековечению борьбы между местными христианами и мусульманами.